Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм !
- Дать слово балтийцу!
- Пусть говорит...
- Крой, матрос!
Наш представитель передал собравшимся революционный флотский привет, рассказал, зачем мы сюда приехали, объяснил, кто такой Ленин и почему его с нетерпением ожидает весь трудовой народ. Участники митинга возбужденно зашумели и больше не стали слушать эсеров. Вместе с нами они пошли встречать вождя революции.
Все пространство близ маленькой станции заполнилось людьми. Появились плакаты, флаги. Наконец показался долгожданный поезд. Когда он остановился у платформы, раздался чей-то возглас:
- Здесь он, сюда!
Я протолкался вперед. Ленин стоял на ступеньках. Он был в потертом демисезонном пальто, в светлой кепке. Сияющий от радости, Борис Жемчужин начал приветственную речь. Он очень волновался и поэтому говорил торопливо, иногда сбиваясь. Ленин слушал внимательно чуть-чуть наклонив голову в сторону, глаза его поблескивали, как мне казалось, задорно и даже лукаво. Меня поразило, что Владимир Ильич выглядит так просто, обыденно.
Когда он заговорил, я обратил внимание на его характерное, слегка картавое произношение. Но не прошло и минуты, как меня увлекло другое смысл того, о чем повел речь Ленин, его логика, четкие и ясные формулировки. Он очень доступно объяснял то, что нам трудно было уловить, к чему до сих пор шли ощупью. Глубоко запали в сознание ленинские слова о том, что революция еще не окончена, что еще предстоит упорная борьба с захватившими власть капиталистами.
Недолгой была эта первая встреча с Владимиром Ильичей, но она осталась в памяти на всю жизнь. Поезд вскоре ушел, а мы все долго еще стояли на маленьком перроне, делились впечатлениями, припоминали каждое слово Ленина. По дороге в Гельсингфорс заговорили о своих партийных делах. Возбужденный встречей, Федор Дмитриев, задорно откинув пышные волосы, сказал:
- Ну, держитесь теперь, соглашатели, с вашим "доверием" Временному правительству!..
Дня через два большевики Гельсингфорса собрались на общегородскую конференцию в Мариинском дворце. В президиуме восседали члены гаринского комитета. Но часы его уже были сочтены. Один за другим на трибуну поднимались представители кораблей, требуя распустить старый комитет и создать новый. Напрасно меньшевиствующие руководители взывали к единству. Их никто не слушал. Увидев, что основная масса присутствующих не на его стороне, Гарин также высказался за роспуск комитета.
Был избран новый Гельсингфорсский комитет РСДРП (б). Меньшевиков и примыкавших к ним конференция изгнала из своих рядов. В руководящий орган избрали Ильина-Женевского, Жемчужина, финского социал-демократа Вастена (Тайми), меня и еще некоторых товарищей.
Некоторое время спустя от нас уехали кронштадтцы Пелихов и Зинченко. Вместо них из Петрограда прибыли Залежский и Бон.
Вскоре у нас опять возникли трудности с выпуском газеты. За пользование типографией и за бумагу финнам надо было платить большие деньги. Мы объявили на кораблях и в воинских частях сбор средств в фонд "Волны". И снова матросы и солдаты помогли. А однажды в комитет пришел рядовой Михаил Шитов, работавший до призыва в армию наборщиком. Он сказал, что при штабе 22-го армейского корпуса есть бездействующая типография. Через исполком Гельсингфорсского Совета мы прибрали ее к своим рукам. Это значительно уменьшило расходы на издание "Волны".
Основная редакционная работа лежала на плечах Ильина-Женевского, фактически возглавлявшего газету, и Жемчужина. Позднее для руководства "Волной" был прислан молодой, но опытный литератор Леонид (Людвиг) Старк. О материалах для "Волны" заботиться не приходилось - письма и заметки поступали непрерывным потоком. Правда, качество их было невысокое, порой им не хватало элементарной грамотности. Зато в них все было от души и правда. Ругая буржуазию и ее прихвостней, матросы и солдаты не стеснялись в выражениях. И редакционным работникам приходилось подолгу ломать голову, подбирая также же сильные и энергичные синонимы.
Неожиданно для нас одним из самых активных сотрудников "Волны" стал унтер-офицер с "Республики" Георгий Светличный, всем сердцем полюбивший газетное дело. Георгий вырос на нашем корабле из юнг. Он много читал, обладал превосходной памятью, умел схватывать интересные детали и ярко излагать свои мысли на бумаге. Эти качества позволили ему стать незаурядным журналистом. Он часто выступал на страницах "Волны" с хорошими материалами. Думаю, что из Светличного мог бы получиться неплохой писатель. Но ему не суждено было долго прожить - весной 1918 года его сразила белогвардейская пуля.
"Волна" стала любимым изданием, верным другом и советчиком матросов и солдат. Ее читали не только на кораблях или в воинских частях Гельсингфорса, но и в Петрограде. Туда возили "Волну" добровольцы-распространители. Нагрузившись тяжелыми кипами, многие из них садились в поезда, минуя железнодорожные кассы. Ребята простодушно считали, что раз они везут "Волну", то какой может быть разговор об оплате проезда.
Врагов наших "Волна" приводила в бешенство. Буржуазные газеты всячески поносили ее. Эсерам и меньшевикам она тоже пришлась не по вкусу. Соглашатели ругали "Волну" и письменно и устно, резко критиковали ее выступления на заседаниях Советов, на митингах. В те дни массовые политические митинги были чуть ли не главной формой приобщения масс к политике. Самые многолюдные из них происходили на огромной Сенатской площади, невдалеке от военной гавани. От массивного здания собора вниз плавно спускались широкие каменные ступени, и на них располагались люди. Сюда набивалось до десяти тысяч человек.
Выступать перед таким количеством народа было трудно. Далеко не каждый оратор обладал зычным голосом. Из наших товарищей, пожалуй, только комендор с "Андрея Первозванного" Нифонт Сыч и машинист с "Севастополя" Эйжен Берг обладали исключительно мощными голосовыми связками. Особенно Берг. Некоторые всерьез утверждали, что его речи, произносимые на Сенатской площади, свободно можно было слышать на рейде.
Нелегко было солдатам и матросам разбираться в политических выступлениях. Послушают одних - правильно говорят, других - тоже вроде согласиться можно. Да и третьи все время сыплют словами: "свобода", "равенство", "демократия"... Не очень грамотным людям казалось, что за революцию все, и они не понимали, из-за чего, собственно, так яростно спорят между собой разные партии. Им надо было разъяснять. А пропагандистов, которые могли бы это успешно делать, у нас было мало.
Чтобы подготовить необходимые кадры, при комитете РСДРП (б) были созданы специальные курсы (их иногда называли партийной школой). На занятиях, которые проходили дважды в неделю в мастерских Свеаборгского порта или в помещении комитета, слушатели изучали программу и устав партии, некоторые теоретические проблемы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});