Юрий Ростовцев - Виктор Астафьев

Не трудно представить, что на самом-то деле творилось в тех местах, где шли бои, охарактеризованные в официальном издании как «не совсем удачные» или «не очень хорошо подготовленные».

Окопная правда, которую на основе своего личного опыта постигали на передовой Василь Быков, Виктор Астафьев, Вячеслав Кондратьев, Иван Акулов, Константин Воробьев, потребовала многих лет осмысления, прежде чем воплотиться в военные повести и рассказы. Астафьев был одним из тех, кто пытался преодолеть стереотипы, внедренные в сознание читателя авторов скороспелых произведений.

Кстати, само понятие «окопная правда» не сразу утвердилось в нынешнем понимании, был в нем когда-то и презрительный оттенок. Лучше об этом говорит сам Астафьев:

«О войне? А что я о ней знаю? Все и ничего. Я был рядовым бойцом на войне и наша, солдатская правда, была названа одним очень бойким писателем „окопной“; высказывания наши — „кочкой зрения“. Теперь слова „окопная правда“ воспринимаются только в единственном, высоком их смысле, автор же презрительных изречений, сражавшийся на фронте в качестве корреспондента армейской газеты, и потом, после войны, не переставал „сражаться“ — писал ежегодно по злободневному роману, борясь за ему лишь ведомую „правду“, бросал гневные слова с трибун, обличал недозревшую нашу литературу, много употреблял всуе слов чистых и святых, все чего-то гневался, дергался, орал. Но время — судья беспристрастный и беспощадный. Двадцать лет минуло со дня кончины неутомимого „борца“, а он уже как в воду канул, голоса его „патриотических“ речей не слышно, как и топорно писанных „патриотических“ книг не видно — забыты.

„Всю правду знает только народ“, — сказал другой военный журналист, честно выполнявший свой долг на фронте и в литературе, Константин Симонов, никогда, кстати, и нигде не настаивавший на том, что главной ударной силой на фронте были военные журналисты, и мне, в личной беседе незадолго до смерти, говоривший даже о „перекосе“, случившемся в нашей военной литературе из-за того, что большинство книг о войне написано бывшими журналистами».

В «войне Астафьева» большое место занимают бытовые подробности и особенности жизни на фронте. Многие десятилетия он вынашивал замысел, в котором прежде всего намеревался представить страшную повседневность войны. Голод, холод, неустроенность, отсутствие элементарных человеческих удобств…

«Лишь в длительной обороне лета 1944 года, когда на передовой и стрельбы никакой не было, стали приносить газеты, один раз показали кино. Мы очень зачитывались главами из „Теркина“ и, чтобы всем досталось, наклеивали газетные вырезки на картонки и передавали их из взвода во взвод.

Когда я — единственный раз — беседовал с Твардовским и сказал ему об этих картонках, он… спросил, не сохранилась ли у меня хоть одна картонка. И когда я развел руками — сам-де едва сохранился… он даже погрустнел и я вместе с ним, что нет у меня… никакой окопной реликвии.

Конечно же, фронт, да и передовая не совсем оторваны от мира, идет сообщение людей туда-сюда: раненые — с передовой, пополнение — на передовую; хоть и худо, но работали рации, тянулись к фронту и по фронту провода; хоть и реденько, добирались до передовой письма…»

Ну а потом, после этой фронтовой передышки, было предпринято очередное рискованное наступление с сомнительными результатами. «…Я помню и никогда не забуду эту дату — 17 сентября 1944 года, меня тяжело ранило в предгорьях Карпат, и выводил меня, раненого, из полуокружения мой фронтовой друг Вячеслав Шадринов… Из моих фронтовых друзей Слава был самым титулованным — он прошел путь от сцепщика вагонов до заместителя директора Карагандинского металлургического комбината…»

Кстати, в период, когда Астафьев был «окопной землеройкой», он и приобрел себе настоящих друзей, с которыми поддерживал отношения всю жизнь. Иван Николаевич Гергель, которого он лично вытащил с поля боя, первым, еще в 1946 году, разыскал своего спасителя. А потом нашлись и другие выжившие солдатики. Виктор Петрович с удивлением пишет, что из их взвода управления уцелело аж пятеро!

Почти три десятилетия, с начала 1960-х годов, ветераны — однополчане Астафьева регулярно встречались, чаще — в Ленинграде, где в Артиллерийском музее хранятся боевые знамена воинского формирования, или на Украине, которую освобождали и где потеряли многих боевых товарищей.

В поиске фронтовых друзей сыграла свою роль писательская профессия Виктора Петровича.

«…Слава Богу, — пишет Астафьев, — литература не только надсаживает и терзает. Изредка она и помогает писателю.

Пришло письмо из Караганды. Что-то знакомое забрезжило в почерке, тревожной радостью сжало сердце: так и есть! Письмо от Славки! От Вячеслава Федоровича Шадринова. Попалась ему на глаза рецензия на мою книгу в журнале „Москва“, и он сразу порешил, что это я и есть: уж больно горазд был в молодые солдатские годы приврать, письма заочницам сочинял, книжки в солдатском мешке таскал…

Но как же угодил мой друг в Караганду? Он родом вроде бы из Рыбинска или Калинина?

В письме изложен послевоенный путь, и какой!.. Вернулся с фронта Вячеслав — ни профессии, ни образования, ни кола ни двора. Начал работать и учиться. Вкалывал, как и я когда-то, составителем поездов, кончил техникум, затем железнодорожный институт, был дежурным по станции, маневровым диспетчером, начальником станции, избирался секретарем парткома, а после нескольких созывов был секретарем райкома в Караганде. Ныне он заместитель директора Нижне-Тагильского металлургического комбината по транспорту. На каком-то совещании друг столкнулся нос к носу с бойцом своего отделения Равилем Абдрашитовым — на Карагандинском комбинате инженером работает.

Был как-то Равиль в командировке в Череповце и ко мне в Вологду заглянул — и вот уже четверо нас из одного взвода нашлось!

У Вани Гергеля в Орске я-то уже побывал, и он ко мне в гости наезжал.

Наконец-то и Вячеслава вдвоем с Ваней встречаем в Ленинградском аэропорту — в этом городе в Артиллерийском музее хранится часть реликвий и знамен нашей 17-й артиллерийской дивизии, жили в Ленинграде комбриг наш, Алексей Кондратьевич Дидык, командир дивизиона Евгений Васильевич Бахтин, несколько командиров батарей и всякого другого народу, чином поменьше, потому и выбрали местом встречи ветеранов нашей дивизии Ленинград.

А самолет все не летит, все не летит! Отлучился я по делам, Ваня у выхода дежурить остался. Возвращаюсь, смотрю: плачут и обнимаются Ваня и Слава. Я узнал давнего друга сразу, хотя он, конечно, сильно изменился. Он меня тоже узнал…