Борис Яроцкий - Дмитрий Ульянов

Но весна 1904 года определила иначе, чем думали в прокуратуре и жандармерии.

Началась русско-японская война. Русскому народу она принесла новые бедствия — тысячи солдат навеки остались на полях далекой Маньчжурии, но российский пролетариат уже начинал понимать истинные цели царизме». В апреле 1904 года в прокламации «Первое мая» В. И. Ленин писал: «Прошли те времена, когда наш рабочий покорно гнул спину, не видя выхода из своего подъяремного житья, не видя света в своей каторжной жизни. Социализм указал этот выход, и к красному знамени, как к путеводной звезде, потекли тысячи и тысячи борцов. Стачки показали рабочим силу союза, они научили их давать отпор, они показали, какой грозой для капитала является организованный рабочий»[15].

По России прокатилась могучая волна забастовочного движения. Забастовали металлурги Юзовки, шахтеры Горловки, текстильщики Шуи, металлисты Петербурга. Объявили забастовку рабочие киевского «Арсенала». Наряду с экономическими требованиями арсенальцы выдвинули политические. В частности, они потребовали освободить политических заключенных из тюрем.

А киевские тюрьмы были переполнены. Только первого января 1904 года было произведено более 600 обысков и арестовано 167 человек. Аресты происходили и в последующие дни, охранка пыталась схватить как можно больше вероятных делегатов III съезда РСДРП (по сообщениям провокаторов, в январе в Киеве готовился партийный съезд).

Грандиозная облава, тщательно готовившаяся три месяца, не дала желаемых результатов.

Об аресте Ульяновых Владимир Ильич узнал из телеграммы матери. Владимир Ильич, понимая, что его письмо обязательно прочтут в охранном отделении, писал чрезвычайно осторожно.

«Дорогая мамочка! Хорошо, что ты чувствуешь себя немного спокойнее, лишь бы были здоровы наши арестанты. Ввиду массы арестов, их, быть может, забрали за компанию…

Пришли мне адрес Марка Тимофеевича, у меня к нему будет литературное дело. Он в Питере. Получила ли ты Надино письмо, она писала тебе недавно. Адрес мой: Женева…

Твой В.»[16].

Марк Тимофеевич был уже в Киеве. Работы пока не было. И он, посоветовавшись с Марией Александровной и Анной Ильиничной, отправляется в Петербург. С помощью старых друзей ему удалось поступить в управление Николаевской железной дороги.

И мать не опускает руки, пытается вырвать из тюрьмы пока хотя бы сына. И снова (в который раз!) садится за прошение.

«У сына при обыске отобрана писанная кем-то и данная ему на хранение программа занятий с рабочими.

Полагаю, что семимесячным заключением, полтора месяца из них он был даже продержан в крепости, сын мой достаточно уже наказан за имение при себе этого листка…

…В Киевском жандармском управлении мне указали на старшего сына, прибавив, что он сильно скомпрометирован.

Старший сын мой живет уже более 10 лет отдельно от семьи и несколько лет за границей, и если он и действительно скомпрометирован, то я не думаю, чтобы сестры и брат его должны были отвечать за его поступки».

Да, родственные узы с Лениным — это, пожалуй, и была самая весомая «улика». Серьезных же доказательств у охранников не было.

Дмитрий Ильич настаивает, чтобы ему предоставили возможность заниматься самообразованием. Но книгами пользоваться ему не разрешили. Не давали и газет. Однако до него донеслись вести о начале русско-японской войны. Узнал он также о том, что рабочие «Арсенала» потребовали освободить всех политических заключенных. Оставшиеся на воле товарищи по партии всячески его поддерживали.

Под нажимом рабочих царское правительство вынуждено было выпустить из тюрьмы первую группу заключенных, в том числе и Марию Ильиничну.

«Большущий привет Маняше и поздравление с свободой», — пишет 2 июля Владимир Ильич из Лозанны[17].

Вот уже на воле и Анна Ильинична. Немного придя в себя, она уезжает к мужу в Петербург, но ей отказывают в праве жительства в столице. Тогда Марк Тимофеевич снимает квартиру в поселке Саблино, в тридцати минутах езды от Петербурга. Анна Ильинична пишет матери, приглашает в Саблино. Но пока Митя в тюрьме, она никуда не поедет, хотя ей так необходим отдых. Это чувствовал Владимир Ильич: «Дорогая мамочка!.. Тебе надо непременно отдохнуть летом. Пожалуйста, переберитесь куда-нибудь на лоно природы»[18].

Положение матери беспокоит и Дмитрия Ильича. Из тюремной камеры он обращается к прокурору Киевской судебной палаты: «…Полное одиночество, которое создано для моей матери после ареста меня с женой и обеих моих сестер, действуют на нее, особенно в последнее время, когда у нее появились признаки старой болезни, прямо убийственным образом… Крайне затруднительны свидания за решеткой как вследствие того, что среди шума и разговоров со всех сторон она плохо слышит и сама не может говорить достаточно громко, так и потому, что ей тяжело подолгу стоять». Он просит пощадить его мать. В ответ — молчание.

И все же настал день, когда перед Дмитрием Ильичом открылись тюремные двери.

Теперь мать с младшей дочерью могла спокойно ехать в Саблино. Для Дмитрия Ильича о службе, о жительстве в Киеве не могло быть и речи. Но он готов ехать в любое место, куда пошлет партия, где он нужен для революционной работы. По выходе из тюрьмы ему удается связаться с товарищами. Новости ободряющие: ни один из членов Центрального Комитета, работавших в России, в лапы охранки не попал. Большинство местных комитетов, в том числе и Киевский, активно готовится к съезду.

В России все явственнее чувствовалась надвигающаяся революция.

НА ВОЛНЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДЪЕМА

Газеты пестрели статьями о боевых действиях в Маньчжурии. Однако в этой обстановке всеобщего военного психоза нет-нет да и пробивались заметки о рабочих демонстрациях, митингах…

Нарастание революции не на шутку пугало самодержавие, и оно принимало все меры, чтобы оградить рабочие массы от влияния социал-демократов.

На этот раз, выйдя из тюрьмы, Дмитрий Ильич был не только оставлен под гласным надзором, но и был строго предупрежден: из города не отлучаться — может понадобиться для допросов.

А работа? Политически неблагонадежному нет службы ни в Киеве, ни в Киевской губернии. На какие же средства жить? Это охранку не интересовало.

Получался заколдованный круг. Как из него вырваться?

Просматривая газеты, Дмитрий Ильич узнал, что в районе Акмолинска вспыхнула эпидемия холеры. Срочно требовались опытные врачи и фельдшера. Он — врач, жена — фельдшерица. Решили вдвоем ехать на восток. А там видно будет, в каком городе обосноваться.