Джимми Коллинз - Летчик испытатель

Из больницы в управление города поступили жалобы на то, что самолет с ревом пролетел над больницей, чем напугал целый ряд больных и поставил под угрозу несколько жизней. Аналогичные заявления поступили со всех концов города.

В городском управлении нашему корреспонденту сообщили, что имя летчика не является тайной. Несколько лет назад он проживал в Экроне и учился в Экронском университете. В настоящее время он состоит на службе в военно-воздушных частях. Должностные лица из городского управления сообщили, что об этом возмутительном поступке ими заявлено военному начальству по месту постоянной работы летчика.

— Вот болван, — сказал я. — Интересно, кто бы это мог быть! — Я ухмыльнулся и вернул газетную вырезку своим знакомым.

Я остановился на ночь у дяди. За ужином у меня не было аппетита. И спал я неважно.

— Что с тобой, Джим? — спросил меня дядя на следующее утро за завтраком. — Почему ты так мало ешь?

— Мне что-то нездоровится, — ответил я. К вечеру я вернулся в Сэлфридж. Там ничего не знали о моей эскападе.

Пообедал я в тот день на славу.

Слезы и шалости

— А ну-ка, попробуйте еще раз, — крикнул я.

— Да, сэр, — раздался из задней кабины ответ курсанта.

Я почувствовал, как сектор газа под моей левой рукой резко рванулся вперед. Я отвел его обратно.

— Включайте мотор медленнее и более плавно, — крикнул я назад.

Я не оглянулся. Я только повернул влево голову и приложил правую ладонь к правой стороне рта. Это отбросило звук моего голоса назад.

— Да, сэр, — донеслось из задней кабины.

Я почувствовал, что сектор газа под моей левой рукой пошел вперед медленно, плавно. Шум мотора усилился. Самолет покачнулся и медленно поскакал вперед, по неровному грунту. Хвост машины задрался, нос опустился. Затем нос стало забирать влево. Я хотел нажать правую педаль, чтобы вернуть его на место. Потом раздумал. Нос выправился, а затем стал сильно забирать вправо. Я хотел нажать левую педаль, чтобы вернуть его на место. Я не шевельнулся. Нос перестал вилять. Мы катились довольно быстро. Мы в последний раз оттолкнулись от земли и подскочили в воздух. Мы летели. Я зажал нос большим и указательным пальцами левой руки и повернул голову налево, чтобы курсанту был виден мой профиль.

Самолет накренился влево. Я ощутил на правой щеке сильную воздушную струю и почувствовал, как меня прижало к правой стенке кабины. Мы скользили на крыло. Я хотел немного освободить правую педаль, чтобы прекратить скольжение. Вместо этого я несколько раз похлопал себя правой рукой по правой щеке, так чтобы это было видно курсанту. Я почувствовал, как педаль под моей правой ногой подалась вперед. Скольжение прекратилось. Самолет выравнялся и некоторое время летел прямо и ровно. Потом он опять накренился влево, выравнялся и некоторое время летел прямо. Все это повторилось еще раз. Я почувствовал, что сектор газа под моей левой рукой идет до отказа назад. Шум мотора затих, раздалось несколько хлопков. Начался планирующий спуск. Планируя, самолет еще раз накренился налево, потом выправился. Мы спускались к маленькому полю, с которого незадолго до этого взлетели. Оно находилось вблизи аэродрома Брукс, и Начальная школа военных летчиков использовала его как учебную площадку.

— Никуда не годится! — крикнул я, оборачиваясь. — Мотор вы включили рывком. Перед взлетом колесили по полю, как пьяный. У вас что, сил не хватает выжать педаль? Вы скользили на поворотах. Вы сели под углом к ветру. Ну-ка, попробуйте еще раз. Может быть, теперь у вас выйдет что-нибудь путное.

В то утро я уже произносил эту тираду раз двадцать.

Я почувствовал, как сектор газа под моей левой рукой рванулся вперед. Я отвел его обратно.

— О, чорт, включайте мотор медленнее и…

Меня прервал голос из задней кабины:

— Желаю вам, лейтенант, никогда больше не иметь дела с таким тупым учеником.

Голос был сдавленный. Курсант плакал.

— Э, послушайте, — сказал я, — я вас здорово жучу, потому что я не меньше вашего хочу, чтобы вы научились летать. Считай я, что вы безнадежны, я бы не стал вас жучить. Посидите-ка теперь спокойно, отдохните, забудьте горе. Завтра у вас пойдет лучше.

Курсант хотел что-то ответить. Я быстро повернулся, сел на место и разом дал полный газ. Мотор взревел. Я не расслышал ответа курсанта.

Я взлетел и круто пошел вверх. Я спикировал чуть не до самой земли, пролетел под проводами высокого напряжения. Я опять поднялся и опять спикировал прямо на пасущуюся на лугу корову. Корова поскакала прочь, очень смешно. Я опять поднялся и сделал петлю. Я закончил петлю очень близко от земли. Все это было сплошным нарушением военных правил. Сплошное развлечение. Я поднялся на почтенную высоту и благонравно пролетел над аэродромом Брукс. Я выключил мотор и пошел на посадку. Я оглянулся на курсанта. Он смеялся. На его запыленном лице пролегли узенькие дорожки там, где еще недавно стекали слезы.

Через континент

Было 1.45 утра. Огни аэропорта в Бэрбенке, штат Калифорния, из которого я вылетел пятнадцать минут назад, исчезли. Я знал, что подо мной тянутся низкие горы, но я их не видел. Я знал, что другие горы, в нескольких милях к востоку, поднимаются выше, чем летит мой самолет, но я их не видел. Я видел светящиеся циферблаты приборов на доске прямо перед собой. Я видел море огней на юге — Лос Анжелос и его предместья, раскинувшиеся к юго-востоку. Я видел звезды в безоблачном, безлунном небе. Я кругами набирал высоту, чтобы перелететь через высокие горы.

На высоте тринадцати тысяч футов я выравнялся и взял по компасу курс на Уичиту, штат Канзас. Я прошел над высокими горами, так и не увидев их. Только изредка в черноте, внизу, там, где должны были находиться горы, я видел огни. Дальше на карте значились низкие горы и безводные, ненаселенные долины.

Зеленее местность. Плодороднее долины. Горы вдали. Прямо передо мной вырос высокий хребет Сангре де Кристо. Двенадцать тысяч футов. Я перелетел в низкую, холмистую местность. Скоро я уже шел через горы, над плоскими плодородными равнинами западного Канзаса.

В Уичите, в аэропорте, меня ждали цистерны с горючим. Репортеры закидали меня вопросами. Они сделали с меня несколько снимков. Какая-то женщина из толпы вскочила на край моего самолета и поцеловала меня. Через пятнадцать минут после посадки я опять взлетел и устремился в направлении Нью-Йорка.

Полет проходил тяжело. Было жарко. Я изнывал в меховом комбинезоне. Сидеть на жестком парашюте было ужасно больно, хотелось встать на ноги, хоть не надолго. В Уичите мне не удалось выйти из самолета.