Виктор Степанов - Рота почетного караула

"14 апреля. Это непостижимо! Еще вчера мы ходили в кино и потом долго гуляли по набережной. А сегодня... Я никогда не видел Ее такой спокойной и никогда не слышал такого ледяного голоса: "Повтори то, что ты три дня назад сказал Юрию". О чем? Я сначала не понял. "Повтори, что ты сказал Юрию насчет тетки!" Ах да! Я же сказал ему просто так, чтобы он отлип, что мы ночевали с Ней у Ее тетки. От дурного предчувствия у меня подкосились ноги, я завилял: "А что? Ничего такого..." - "Это же подлость, - сказала Она. Даже если ты только подумал об этом!" И ушла. Я бросился за ней и начал объясняться, что это я просто так, чтобы больше не приставал Юрий, только из-за этого. Но Она как заледенела. "Все, - сказала Она. - Больше не звони и не приходи!"

"Настя, - с удивлением подумал Андрей. - Вылитая Настя. Она ведь тоже..."

"1 мая. Я позвонил Ей. "Скажи, что я должен сделать! Не веришь? Неужели ты думаешь, что я такой?" Она бросила трубку".

Опять в тетради было что-то перечеркнуто, замазано чернилами. Потом наискось одно и то же слово: "Экзамены. Экзамены". И без числа:

"...Грибов много, ранние - все говорят, к войне. Мы набрали летних опят, отец их называет "говорушками". Где-то возле Красной Поляны разложили скатерть-самобранку, перекусывали, сидели под березой. Вдруг над нами странный звук, точно кто провел смычком по струнам. Что за чудеса - ни зверь, ни птица... Встали, присмотрелись. А это береза и дуб - словно из одного корня выросли. Береза помоложе, протиснулась меж дубовых ветвей, а когда в толщину раздаваться стала, прислонилась, прижалась к могучему стволу, и дуб вроде бы ее обнял. Ветер дунет, качнет ветвями, и возникает этот звук. Нежный, будто скрипка поет... Мы с отцом так и назвали эту пару - "поющие деревья" и решили: будем их проведывать, пока по грибы ездим".

"22 июня. Война! Все рухнуло, все-все. В один час. Мы, не сговариваясь, пришли в школу по привычке. Учителя все должны знать. Ее почему-то не было. Кто-то спросил: "Пал Иваныч, а если до сентября война не окончится, как же в институт? Как вы думаете, прогонят их до сентября?"

"Надо прогнать", - сказал Пал Иваныч. А мы и не знали, что у него в кармане уже лежала повестка на фронт".

"28 июня. Отца не взяли. Дали бронь. Сказали: "Вы нужны тылу". А мы с Юркой уже пятый день с утра до вечера околачиваемся в военкомате. Какими ничтожными кажутся вчерашние ссоры и обиды! А нас все не берут. И чего медлят? Чем раньше уйдем на фронт, тем раньше вернемся. И до начала учебного года, как в песне, разгромим, уничтожим врага!

Звонил Ей, никто не подходит к телефону".

"2 июля. Ну, вот и прощай, мой дневник. Жалко маму - глаза не просыхают. Отец на полчаса заскочил - обнял: "Береги себя, на рожон не лезь, и нам, и фронту ты живой нужен!" - и опять уехал на завод.

А у меня камень на душе - если б провожала Она! Хоть бы до поворота, до трамвайной остановки! Странно, там все еще стоит мороженщица в белой-белой, мирной, как тысячу лет назад, куртке.

Вчера я дозвонился. "Да-да, я слушаю", - сказала Она. Я сказал, что ухожу на фронт и что люблю Ее еще сильнее и прошу прощения за все. "Ладно", - сказала Она, но, по-моему, не простила".

На этом записи кончались. Дальше шли чистые, тронутые желтизной листы. Андрей перевернул несколько страничек, и на пол выпал конверт - необычный, треугольный.

Треугольник оказался старым письмом, написанным химическим карандашом. Некоторые строки можно было различить лишь по царапинам, оставленным на бумаге. Письмо, видно, много раз читали - складывали и развертывали, - на сгибах бумага уже кое-где осыпалась. Почерк был все тот же.

"Дорогие мои! Извините, что долго не писал. Не было времени, жарко тут у нас, прут, гады. Отец! Сегодня мы уже в тех местах, где наши "поющие деревья". Представляешь?

Ходят слухи, что немцы установили большие пушки, чтоб стрелять по Москве. Будто бы ее хотят разрушить и затопить. Но вы слухам не верьте! Стрелять по Москве прямой наводкой мы не дадим. Писать кончаю. Шофер торопит. Целую вас, мои дорогие, за меня не беспокойтесь. Ваш сын Николай. 4 декабря 1941 года".

"Поющие деревья"... "Поющие деревья", - задумался Андрей, отлистывая страницы. - Ну да, это же возле Красной Поляны. Они же туда по грибы ездили! Где это Красная Поляна? Там его надо искать! Неужели не могли догадаться?"

И тут в самом конце тетради он увидел другой листок, отпечатанный на машинке. Этот листок был свежим, несмятым и незахватанным, наверное, его очень берегли, как берегут важный документ.

"На Ваше письмо сообщаю, что, по данным отдела учета персональных потерь солдат и сержантов Советской Армии за период Отечественной войны 1941 - 1945 гг., значится:

Красноармеец Сорокин Николай Иванович, 1922 года рождения, уроженец г. Москвы, призванный в июле 1941 года, пропал без вести в декабре 1941 года...

Основание: вх. No 59935 41 г.".

"Они не там искали, - огорчился Андрей. - Это же проще простого: узнать, какие части воевали возле Красной Поляны..." Он вложил письмо и листок в тетрадь и только тут заметил на внутренней стороне обложки довольно свежую надпись, сделанную шариковой авторучкой, другим почерком.

"Она - Сазикова Люба, Рублевский пер., д. 5, кв. 4". Кто это - Она? Та, с хризантемой? И кто записал ее адрес?

14

Острый луч светился на полу, пересекая коридор. Это из непритворенной двери командира роты. Значит, майор не ушел.

Стараясь не скрипеть кроватью, Андрей встал, натянул брюки, рубашку, нащупал ногами сапоги. В проходе все же задел табурет.

- Вы напугаете мне роту, Звягин, - сонно прогудел дневальный.

Андрей приложил палец к губам и повернул направо, к двери кабинета, приоткрыл се.

Склонившийся над тетрадями майор повел плечами - наверное, потянуло в распахнутую форточку сквозняком, - поднял голову и непонимающе устремил на Андрея воспаленный от долгого чтения взгляд.

- Что случилось, Звягин? Посреди ночи, без стука...

- Извините, товарищ майор, я знаю... Но до утра не могу, не засну...

В глазах майора мелькнуло удивление:

- Так уж?.. Да в чем дело наконец?

- У вас про операцию "Тайфун" ничего нет? Майор откинулся на стул.

- А вам сочинений Фейербаха сейчас не требуется? Идите спать, Звягин. Завтра.

- Мне сейчас нужно, товарищ майор. Я видел, у вас есть... Мы тут уборку делали. Вон в том шкафу...

- Да вы что, в самом деле, Звягин? - с раздражением перебил майор, но что-то в лице Андрея смутило его, он потянулся за сигаретой, мягче спросил: - Зачем вам?

- Мне только на полчасика, я в "курилке" прочитаю и верну, - уклоняясь от ответа, уже смелее попросил Андрей.

Майор, окончательно сбитый с толку, подошел к шкафу, порылся в книгах.

- Берите, ровно на двадцать минут. А то еще всыплет нам с вами дежурный по роте за нарушение распорядка...