Эрвин Полле - Четыре жизни. 2. Доцент

— Почему несли того дурака?

— Какого?

Оказывается, за день до праздника вывели из состава политбюро Полянского, кто-то с трибуны увидел в нашей колонне его портрет. За сутки член политбюро ЦК КПСС, не самый возрастной в кремлёвском доме престарелых превратился в дурака. Очевидный признак гниения общества с головы.

07.11.1970 г. Тюмень. Праздничная демонстрация. Я третий справа.

Поражали съезды партии помпезностью, длительными отчётными докладами Брежнева, общим многословием (не менее половины каждого выступления — здравицы в адрес партийного руководства), бесконечными овациями. Победы! Победы! Победы! Прошло не так много времени, но молодёжи уже трудно понять смысл подобных сборищ.

Как поразило выступление Никсона с посланием конгрессу о положении в стране. В послании максимум конкретики, никакой «воды». Только один раз мне удалось прочитать полный текст послания американского президента. Трудно сказать, каким образом доклад напечатан в еженедельнике «За рубежом». Возможно, акт доброй воли наших руководителей в преддверии наведения мостов в 70-х. О сопоставлении с отчётными докладами наших генсеков не может быть и речи.

Убаюкивающая тональность государственных (других не было) СМИ времён правления Брежнева не могла скрыть крупных потрясений общества, связанных с поведением России в международном сообществе. Россия пыталась навсегда застолбить свои военно-стратегические интересы в Африке, Южной и Центральной Америке, на Ближнем Востоке, но особенно, в Азии. Общество благосклонно воспринимало участие России на стороне Хошимина в военном противостоянии с американцами во Вьетнаме, но вздрогнуло, когда возник пограничный конфликт с Китаем по поводу острова Даманский (мгновенно в народной памяти возникли кровавые конфликты второй половины 30-х годов на Халхин-Голе, Хасане…). Слава богу, Брежневу хватило ума отдать китайцам этот небольшой необитаемый песчаный остров с правой стороны Амура и предпочесть движение в сторону улучшения отношений с великим соседом.

В 70-е в СССР выпускались два еженедельника в качестве некоей отдушины для интеллигенции. В числе десятка периодических изданий мы регулярно выписывали на дом еженедельники «Литературная газета» и «За рубежом». ЛГ выпускалась на 16 полосах, первые 8 чисто литературные заморочки, вторая тетрадь — общественно-политической направленности, начиналась с международных комментариев на 9-й странице. Дальше — острые проблемы внутренней жизни, почти в каждом номере криминальный очерк на целую страницу маститых авторов, уровня Аркадия Ваксберга, дискуссии с читателем. ЛГ имела отличную 16-ю страницу под названием «Двенадцать стульев», заполнявшуюся злободневным юмором. Я как-то додумался отправить в ЛГ юмореску, получил вежливый рукописный отказ редактора «Двенадцати стульев» Веселовского. Через 30 лет просмотрел текст, действительно он не конкурентоспособен с публикациями лидеров 16-й страницы ЛГ того времени, ныне хорошо известных Аркановым, Задорновым, Ининым, Альтовым, Смолиным…. Не привыкший к отказам в печати профессиональных статей в московских, ленинградских, рижских научных журналах, даже не попытался улучшить текст юморески и лет на двадцать полностью забросил «литературные происки». Кстати, именно на 16-й странице ЛГ я впервые прочитал крылатую фразу, популяризированную Черномырдиным, «хотели как лучше, получилось как всегда».

«За рубежом» давал много ранее недоступной информации, но требовал внимательного и вдумчивого чтения между строк. Своеобразный дайджест иностранной прессы под контролем партийных идеологов. Далеко не сразу стало понятно, что многие статьи даются в выборочном сокращении, не сразу обратил внимание, что никогда не приводились день, месяц, даже год, когда статья появлялась в оригинале. Ясно, что отбор статей тщательно фильтровался соответствующими инстанциями. Тем не менее, «За рубежом» показывал читателю более широкую картину мира, чем ежедневные советские партийно-политические газеты. Характерный пример — впечатления от публикации послания президента США конгрессу (см. выше). Неплохо смотрелись карикатуры Херлуфа Бидструпа, читались фельетоны Арта Бухвальда, короткие, но содержательные, некоторые помню до сих пор. Скажем, забавно читать, «на каком языке говорят американцы».

Уважаемый читатель! Завершаю пунктирное обозначение эпохи и возвращаюсь на родной факультет с его ежедневными страстями и неожиданными поворотами. Сложные внутрифакультетские обстоятельства выкинули меня на поверхность общественной жизни. Скажу откровенно, не рвался, был слишком занят учебной и научной работой.

Спонтанно избран председателем профбюро сотрудников факультета. Известно, в советской системе роль профсоюза была чисто декоративной (распределяли путёвки, места в общежитии, поддерживали очередь на покупку автомобиля…), но в институтах, особенно таких молодых как тюменский индустриальный институт, особая ситуация. Коммунистов среди ведущих преподавателей почти не было (только 2 заведующих кафедрами на факультете были членами КПСС), а председатель профбюро автоматически становился членом учёного совета и, что более важно, членом конкурсной комиссии факультета. Обычно партком и ректорат внимательно рассматривали и утверждали предлагаемую руководством факультета удобную кандидатуру председателя, который бы видел основной целью работы профбюро «справедливое» распределение путёвок в санатории и пионерские лагеря и не вмешивался в производственные вопросы.

Поясню. ВУЗ в стадии становления, появлялись преподаватели с опытом работы в различных институтах страны, высококвалифицированные специалисты и не очень. Кто-то приезжал ради жилья, кто-то сбегал от семьи, кто-то мечтал о быстрой карьере, учёных званиях. Год-два-три идёт притирка. Элементом давления являлась конкурсная система. Сначала преподаватель рассматривался конкурсной комиссией (5 человек, включая секретаря партбюро и председателя профбюро), затем учёным советом в 7–9 человек с теми же общественниками. Преподаватель, не получивший одобрение конкурсной комиссии, не имел шансов на рассмотрение учёным советом. Формально голосование тайное, люди науки умеют иногда держать фигу в кармане, но в сравнительно небольшом коллективе легко просчитывается, кто как голосовал.

Общее профсоюзное собрание сотрудников факультета избрало бюро в составе 9 человек, по 1–2 от кафедры. Не помню, кто инициировал моё выдвижение, возможно, сам Магарил (зав. кафедрой), но я оказался в составе профбюро. Орган, не влияющий на жизнь факультета, но роль председателя достаточно высока, причём он защищён юридически, нельзя «прокатить» по конкурсу, понизить в должности, сложно наложить административное взыскание…