Геннадий Седов - Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

— Оставьте меня! — закричала она вырываясь.

Кинулась в спальню, упала ничком на постель. Слышала, как щелкнул дверной замок, хлопнула громко дверь.

Не могла уснуть, металась среди жарких подушек, подходила к окну. Видела отчетливо: комната в красных обоях, свет газа, на столе бутылки, закуски. Витя на бархатной кушетке в обнимку с пляжной блондинкой. Курят, хохочат, целуются.

Стискивала до боли пальцы: дура, дура! Сама виновата! Зачем надо было его сердить?

Вернулся он под утро — сонный, помятый. Лег, не раздеваясь, на диван, захрапел через минуту.

Едва рассвело, постучали условным стуком в дверь. Посыльный мальчишка передал: в одиннадцать срочный сбор в доме номер три по Треугольному переулку. Иметь при себе оружие.

— Пароль «лиман», отзыв «буря».

— Пришел долгожданный час, товарищи! Россия на пороге революции!

Цыганистая, с огненным взглядом предводительница анархистской группы «Хлеб и воля» Ольга Ильинична Рувинская-Таратута по кличке Элька сжала над головой кулак.

— Одесса бастует. С завтрашнего дня останавливает работу судоремонтный завод, железнодорожные мастерские, обе текстильные фабрики, механический завод товарищества Беллино-Фендерих, элеватор, фабрика «Папиросы Сальве», конфектная фабрика Немировича. Не меньше ста заводов, фабрик и мастерских — вдумайтесь в эту цифру, товарищи! — вся трудовая Одесса! Остановятся поезда и пароходы, не будет работать почта, не выйдут газеты. В субботу объединенный стачечный комитет выведет на улицы не меньше десяти тысяч пролетариев. Пойдем к городской управе под красными знаменами — независимо от политических убеждений, в едином строю: эсеры, социал-демократы, анархисты-коммунисты, бундовцы, заявим во весь голос: уходите, кончилась ваша власть! Не уйдете добровольно — заставим силой!

— Вопрос можно? — голос с места. — Рабочие нашего склада мануфактуры отказываются бастовать. По причине потери заработка. Как быть?

— Не миндальничать, товарищ. Силой заставить присоединиться к бастующим. Несознательных проучить кулаком, хозяину устроить показательный поджог.

Отпила из стакана.

— В воскресенье в Одессу прибудет восставший броненосец «Князь Потемкин-Таврический». С нами военный флот, товарищи! Нас не победить!

— Урра! — закричал кто-то из рядов.

— Спокойно… — Элька попридержала сзади юбку, уселась на место. — Давайте обсудим технические вопросы. Слово предоставляется нашему гостю из столицы Николаю Ивановичу.

— Буду краток, — поднялся тот из-за стола. — Самодельных взрывных устройств на сегодняшний день изготовлено достаточно. Группа работает выше всяких похвал, добавим еще какое-то количество за оставшиеся дни. Благодаря товарищу Василию, — бросил взгляд на сидевшего с краю Виктора, — ликвидирована нехватка в гремучем студне. Такое впечатление, что товарищ Василий мобилизовал для доставки динамита всех без исключения контрабандистов Одессы. Спасибо вам, товарищ! У меня все…

— Минуточку, Николай Иванович, — поднял голову юноша с аскетическим лицом, шептавший до этого что-то на ухо Эльке.

— Если кто-то незнаком, товарищ Гроссман-Рощин, — представила она его. — Руководитель белостокской группы. Наш идеолог и пропагандист.

— Меня, Николай Иванович, интересует, каков будет эффект от вашего бомбового арсенала? — по лицу юноши прошла нервная судорога. — Какое количество эксплуататоров народа вы способны обезвредить?

— Простите, не понял?

— Чего тут понимать? — Гроссман-Рощин поглядел выразительно на слушателей. — Это же альфа и омега революционной борьбы! Стачки, забастовки, манифестации, все вообще легальные методы противостояния царизму — паллиатив, полумера! Попугали буржуев и разошлись по домам. Задача на сегодняшний день — беспощадный, всеохватный, безмотивный террор. Уничтожать! Как бешеных собак! Не одних только представителей власти в лице чиновников и полиции — всех сколько-нибудь состоятельных паразитов, как получающих свой достаток со стола капиталистов.

— Конкретней, если можно, — поморщился Николай Иванович.

— Хорошо, конкретней. Есть, скажите, у вас возможность заминировать в ближайшие дни бомбами Дерибасовскую? Чтобы взорвать в нужную минуту по всей длине буржуйскую улицу?

— Такой возможности нет. На это потребуется как минимум вдвое больше снарядов, чем мы располагаем. И технически подобная акция крайне сложна. Необходимы синхронные действия, малейшая ошибка приведет к непредсказуемым последствиям.

— Людей в соседних домах поубивает, — откликнулся из угла чубатый парень в косоворотке. — Детишек малых. Не дело…

— Вы кто, простите, товарищ? — ткнул выразительно в его сторону пальцем Гроссман-Рощин.

— Воскобоев, грузчик. Выбран в согласительную комиссию городским комитетом большевиков.

— Вам, товарищ, Воскобоев, место в институте благородных девиц, а не в согласительной комиссии! — взвился Гроссман-Рощин. — Нашли время для сантиментов! Пролетарий, называется!

— Это вы, товарищ идеолог, бросьте! — нахмурился парень. — Где мне место, а где нет, судить не вам. А бомбами кидаться абы как посередь улицы не по-людски. Не звери, чать…

— Все, все, товарищи! — поспешила вмешаться в спор Элька. — Вопрос об оснащении группы бомбистов ясен. Давайте обсудим порядок встречи с революционным броненосцем…

Она получила задание: забирать на конспиративной квартире социалистов на Пересыпи отпечатанные листовки и прокламации и доставлять их в портовые склады и мастерские — тамошним рабочим агитаторам. Хозяйка квартиры Ревекка Фиалка за пару часов сшила ей для маскировки облачение пересыпской нищенки: сарафан из куска домотканого полотна с карманом на боку. Сарафан повозили по земле на заднем дворе, Ревекка, хохоча, взлохматила ей волосы, провела раз и другой выпачканными ладонями по лицу.

— Поо-дайте копеечку сироте! — проблеяла.

Вернувшись в дом, вручила видавшую виды холщовую сумку.

— Пощупайте внутри: она с двойным дном. Сверху положим котелок, кружку, ломоть хлеба для отвода глаз.

Высунулась в коридор, прокричала кому-то:

— Саша, милый, вздуйте самоварчик, пожалуйста! Есть хочется, мочи нет.

За чаем с баранками в обществе застенчивого наборщика Саши Лаппе придумали для нее сообща короткую легенду. Она из мелитопольской деревни, приехала на заработки, работы, как водится, не нашла. С квартиры согнали, живет где придется, христорадствует на папертях…

— Минуту!

Ревека отставила чашку, вышла из-за стола, дожевывая баранку.

— Смотрите!