Геннадий Седов - Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

— Итак, товарищи…

Темноволосый, с пышными усами техник-специалист Лев Иванович Зильбергер (подпольная кличка Николай Иванович), прибывший в Одессу для налаживания работы динамитных мастерских, вышел из-за верстака с циркулем в руке…

— Итак, что нам потребуется для работы по изготовлению снаряда? Какие инструменты?

Широко улыбнулся, глянул в сторону скамейки с группой будущих бомбистов.

— Попросим ответить товарища Дору…

Ничего не помню, господи!

У нее разом вылетело все из головы!

— Не волнуйтесь, товарищ, — подошел он к ней вплотную. — Прежде всего, нам понадобится из инструментов?..

— Медный молоток! — вспомнила она.

— Правильно.

— …напильник, ножницы для жести…

Все встало на свои места.

— …спиртовка, наждачная бумага, пипетка для наполнения серной кислотой, — перечисляла она торопясь. — Стеклянная трубочка запала…

— И? — потряс над головой циркулем Николай Иванович.

— Циркуль!

Со скамейки послышался смех.

— Что и требовалось доказать, — развеселился вместе со всеми Николай Иванович. — Обращаться с заказом на заводы Круппа нам, по-видимому, не придется… Идем дальше, — вернулся за верстак. — Изготовление запальной трубки…

— Ну, как учеба?

Витя дожидался ее на углу, курил папиросу. Одет с иголочки: белоснежный костюм, шляпа, лакированные туфли, трость. Хорошенький, глаз не отведешь.

— Ой, Витя, знаете! — висла она у него на локте. — Так стыдно. Забыла название инструментов. Даже молоток, представляете!

— Бывает, — он проводил взглядом прошагавшую мимо молодую особу под зонтиком с пышными формами. — Первую бомбу смастеришь, запомнишь на всю жизнь.

Особа, дойдя до угла, обернулась в их сторону, улыбнулась бесстыже. Продажная женщина, не иначе…

— Жарко. — Виктор швырнул щелчком окурок в газон. — Может, съездим на море, искупаемся?

— Не опасно, Витя? Смотрите, что в городе делается.

— У тебя «браунинг» в сумочке на что? Ворон пугать? Шесть патронов — шесть покойников. И у меня ствол, — похлопал по заднему карману. — Не дрейфь.

— Хорошо, поедемте. Только мне купаться не в чем.

— Дело поправимое… Эй! — свистнул он проезжавшему мимо лихачу.

Сели в пролетку, проехали по мосту, обогнули площадь с памятником, встали у тротуара с вывеской на нижнем этаже каменного дома: «АНГЛИЙСКИЙ МАГАЗИН ВИЛЬЯМА ВАГНЕРА».

У нее разбежались глаза при виде такого обилия вещей. Горы мануфактуры, одежды, обуви — на любой вкус! Посуда, столовое серебро, пудра, духи. Шиньоны из натуральных волос, лорнеты, зонтики, швейные машинки. Зачем-то даже лошадиные седла…

— Давай побыстрей, — торопил ее Витя.

В отделе дамского белья она выбрала шикарный купальный костюм. Белоснежный чесучевый балахончик до колен с тюрнюром, полосатые чулки, шапочка-гофрэ — чудо! Предупредительный приказчик посоветовал взять тапочки на завязках.

— Ножки, госпожа, не наколете на пляже.

Проводил до выхода, отворил дверь.

— Захаживайте. Счастливы будем услужить!

Извозчик стоял на прежнем месте.

— Куда прикажете? — поправил на голове цилиндр.

— В Лузановку! — подсадил ее на ступеньку Витя.

— И-и-э-э-хх, родимая! — взмахнул кнутом возница.

До центрального городского пляжа они домчались в считаные минуты. Прошли по парковой аллее из светло-коричневого ракушечника, миновали арку, козырек летней эстрады, магазинчики, лавки, лотки. Шумела вокруг нарядная толпа: дамы под зонтиками, студенты, гимназисты, мастеровые, дети носились с криками между деревьев.

Спустились по каменным ступеням к пляжу: у нее перехватило дыхание — вот оно, оказывается, какое море! Необъятное, не охватишь взглядом. Ласковое, небесной голубизны, в белых кудряшках волн.

Скорее в воду! Окунуться, смыть с тела липкий пот, дневную одурь. Плескаться, хлопать ладошами по волне, громко смеяться — как парни в полосатых трико, дурачащиеся в облаке брызг в полосе прибоя.

Витя купаться не захотел. Заплатил за деревянную кабинку на сваях в женской части пляжа, сказал, что будет ждать ее наверху, в ресторане.

— Здесь мелко, не бойся. Помаши мне рукой, когда наплаваешься. Я увижу.

Она скоренько переоделась в накаленной солнцем кабинке, сошла, держась за перила, на облепленную водорослями нижнюю ступеньку лесенки. Постояла недолго, бросилась с размаху вниз.

Какое это было счастье, не передать словами! Похоже на полет во сне. Не чувствовала тела, скользила невесомо с открытыми глазами в сказочном подводном царстве — одна! Стайки серебристых рыбок уносились прочь, тыкались щекотно в подошвы. Как, непонятно, она жила все это время, не зная, что есть на земле кроме сонного штетла красивые города на берегах теплых морей? С модными магазинами, дорогими гостиницами, в одной из которых они живут с Витей? Ресторанами, театрами, веселыми, беспечными людьми, отдыхающими на пляжах?

Шла устало по горячему белому песочку, махала рукой Виктору под полосатым ресторанным зонтиком. Мужчины на лежаках и подстилках приподнимались, когда она проходила мимо, бросали нескромные взгляды. Она отворачивалась, охваченная странным чувством: и совестно и приятно — не разберешь.

Виктор в ресторане сидел не один. Когда она подошла, из-за столика поднялась сероглазая блондинка в платье «электрик» и восхитительной шляпе с цветными лентами.

— Прощайте! — протянула руку в перчатке Виктору. — Вы интересный собеседник! И сестра у вас красавица, — бросила на нее равнодушный взгляд. — Только постарайтесь впредь не говорить дамам — «мамзель». И произносите правильно слово «курьер». Не «кульер», а «курьер». Запомнили?

Весь обратный путь они не разговаривали. Ехали медлительной конкой, она смотрела в окно, он курил потихоньку в кулак таясь от кондуктора. Молча дошли до гостиницы, получили от служащего ключ, поднялись в номер.

— Кончай дуться, слышь! — обнял он ее в прихожей. — Ну, подсела мамзель на пару минут, поговорили. Это ж Одесса, не Жмеринка, люди знакомятся без затей… Ляжечки загорели? — задрал выше колен юбку. — До коль?

— Оставьте меня! — закричала она вырываясь.

Кинулась в спальню, упала ничком на постель. Слышала, как щелкнул дверной замок, хлопнула громко дверь.

Не могла уснуть, металась среди жарких подушек, подходила к окну. Видела отчетливо: комната в красных обоях, свет газа, на столе бутылки, закуски. Витя на бархатной кушетке в обнимку с пляжной блондинкой. Курят, хохочат, целуются.

Стискивала до боли пальцы: дура, дура! Сама виновата! Зачем надо было его сердить?