Александр Нилин - Стрельцов. Человек без локтей

Но советский лозунг: «Незаменимых нет» в день патриотического единения страны подтвердился. На месте Воинова играл более тяготеющий к защите Анатолий Масленкин. Тот самый Масленкин, что по простоте душевной скажет через год, что против Симоняна бы он запросто сыграл, а вот поди справься с Эдиком Стрельцовым: «Я его толкаю, а он не падает!» Тот самый Масленкин, что не станет юлить, когда спортивный министр Романов спросит: справедливы ли слухи, что спартаковец и на сборах прикладывается к рюмке? — Масленкин ответит искренне: «Николай Николаевич, я в шахматы не играю, книг не читаю, что же мне тогда делать, если не…» Анатолий Масленкин сыграл в стиле Воинова — неотразимо пробил издалека. И хотя буквально через четыре минуты главным героем стал его тезка и одноклубник Ильин, проведший немцам победный третий мяч, гол Маслёнкина из тех, что не имеет права забывать нация, которую теперь некоторые собираются сплотить футболом, а тогда удавалось иногда сплотить и без деклараций…

Больше чем через год — в середине сентября пятьдесят шестого — в Ганновере, при широком стечении публики (немецкий стадион был на двадцать тысяч вместительнее нашего «Динамо») сыграли ответный матч. Немцы изменили состав. Из знаменитостей отсутствовали правый крайний Ран, центр защиты Либрих, центр нападения Морлок, произведший своей игрой в Москве наилучшее впечатление на запасного Стрельцова. Между прочим, немец тоже хорошо запомнил Стрельцова после Ганновера. И когда не увидел его в числе футболистов, прибывших в Стокгольм на мировой чемпионат, поинтересовался у нашего доктора Белаковского: а где у вас этот парень — центрфорвард? Белаковский, чтобы лишнего не сболтнуть, прибегнул к международной жестикуляции: сложил пальцы в кулак и прихлопнул открытой ладошкой, а затем четырьмя пальцами изобразил тюремную решетку… И Ран не смог взять в толк: как же можно наказывать замечательного парня за столь естественное в его возрасте действие?

К игре на родине немцы подготовились основательнее — имели теперь точное представление о противнике — и очень рассчитывали на реванш. В советской сборной уменьшили спартаковскую квоту в атаке — в нападение включили Иванова со Стрельцовым, что в пятьдесят шестом году никому из специалистов и болельщиков (даже спартаковских) не могло показаться неожиданным.

Эдик забил гол на третьей минуте. Шредер уже через две минуты счет сравнял. Но в первом же тайме пришли к окончательному результату: атакующую комбинацию завершил Валентин Иванов.

Ответный матч не транслировался из Германии на СССР. Кроме клочка кинохроники с голами Эдика и Вали у нас никто ничего и не видел. О более обширной киноинформации не позаботились — в повторный успех, тем более на территории соперника, мало верили. И на случай неудачи страховались демонстративным невниманием: мы, мол, и не придавали этой игре большого значения. Выигранный Ивановым и Стрельцовым матч не успели рекламно раскрутить перед надвигающейся Олимпиадой. Почти накануне отъезда в Мельбурн как-то досадно неудачно выступили вроде бы окончательно сложившимся составом в Париже — 1:2, после чего начальство засомневалось в смысле нашего футбольного участия в Играх. Анатолий Исаев вспоминает, что собирали всех игроков сборной у спортивного министра и от каждого требовали клятвы лечь для победы костьми.

Но под конец года победная Олимпиада все неудачи списала, а былые удачи померкли в сравнении с нею… Значение победы футболистов в олимпийском турнире мы тогда — о том и не ведая — преувеличивали.

…За две недели до матча с чемпионами мира в Москве Иванов неудачно столкнулся в контрольной игре между двумя составами сборной с динамовцем Виктором Царевым — крик форварда был слышен на трибунах. «Скорая помощь» увезла Кузьму прямо с поля в ЦИТО. Ему сделали две подряд операции — вырезали мениск, а затем вынимали окаменевшие в суставе сгустки крови. После больничной койки он ходил до конца сезона на костылях и с палочкой.

Эдик остался в окружении спартаковцев.

С французами на «Динамо», когда мяч в игру на радость публике ввел гостивший у нас с делегацией кинодеятелей Жерар Филип, Стрельцов сыграл правого инсайда, а в центр поставили Никиту Симоняна.

За сборную Франции выступали знаменитости — Копа, Пьянтони: они и забили голы Борису Разинскому, заменившему на этот раз Яшина. Но и Стрельцов с Никитой Павловичем не оплошали. После гола Симоняна во втором тайме повели в счете, но не уследили за Пьянтони — и пришлось довольствоваться ничьей.

В мае следующего — Олимпийского — года излеченный партнер Стрельцова по «Торпедо» вернулся в строй и в сборную — без него команда автозавода в сезоне пятьдесят пятого удерживалась на третьем месте почти до конца первого круга, а дальше покатилась вниз. Спуск начался с игры против «Локомотива», при счете 1:1 Эдик вызвался произвести одиннадцатиметровый удар (как-никак бомбардир с пятнадцатью забитыми в итоге голами) вместо Юрия Золотова и промазал, а после этого удрученные одноклубники и уязвленный виновник промаха дали забить в свои ворота три мяча.

С Ивановым за место в сборной конкурировал Анатолий Исаев из «Спартака» — Кузьме как-то и левого инсайда пришлось сыграть в матче с датчанами — но тренеров, в общем, устраивали оба правых инсайда: возможны становились разные варианты сочетаний на фланге и при смещении в центр.

В пятьдесят пятом на матче в Будапеште наши футболисты поняли, что венгры перед играми со сборной СССР стали нервничать больше своих соперников. Приближались известные «венгерские события» — антисоветские, антирусские настроения в «братской стране» были очень сильны, и политическая наэлектризованность наверняка мешала Пушкашу и другим, как совсем недавно мешали компании Боброва всяческие накачки перед состязанием с командой титовской Югославии…

В Будапеште хозяева проигрывали 0:1, но на последних минутах в яшинские ворота рефери назначил пенальти. Когда Пушкаш собрался бить с одиннадцати метров, его супруга на трибунах упала в обморок. Яшин угадал, куда муж этой впечатлительной дамы нацелит удар, но до мяча не дотянулся.

В сезоне пятьдесят шестого венгерскую сборную принимали на новом московском стотысячном стадионе в Лужниках. Такой стадион превращался в символ возросшего интереса футбольной публики к Стрельцову и другим. Но Эдику (и не только ему одному) больше нравилось играть на «Динамо»: старый стадион был, по его словам, уютнее — в Лужниках из-за раскинутости трибуны «поляна» казалась больше.

Осложнившиеся отношения между странами вынуждали чувствовать себя не совсем в своей тарелке и футболистов империи, подавляющей свободу союзника по социалистическому лагерю. Рассерженность на недовольных русскими мадьяр, возможно, и помешала сосредоточиться на игре — поражение потерпели с минимальным счетом. Гол ответный могли и должны были забить — после прострела Стрельцова Ильин не попал в пустые ворота, мяч подскочил перед ударом.