Глеб Сташков - Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Сандро и Ксения были очень дружны с Николаем и Александрой, особенно первое время. Правда, на деловой почве у царя с зятем часто возникали разногласия, но до поры до времени они не сказывались на личных отношениях.

Александра Михайловича можно смело назвать авантюристом, если не вкладывать в это слово исключительно негативный смысл. Как и Бимбо, Сандро – человек неуживчивый и склонный к конфликтам. Но он более деятельный, роль салонного сплетника и сочинителя эпиграмм его не устраивает.

Всю жизнь Александр Михайлович стремится занять какой-нибудь ответственный пост. Уже в эмиграции он выплеснет обиды по этому поводу. Царю, мол, нужно было назначать на высокие должности своих родственников – великих князей, ведь «напор революции требовал от министров не столько особых способностей и талантов, сколько беззаветной преданности престолу»[140]. Беда в том, что Николай II, особенно в конце царствования, руководствовался именно этим принципом. Преданность он ценил выше способностей. Только вот великие князья никакой «преданности престолу», тем более беззаветной, не проявляли. Да и грех было жаловаться Александру Михайловичу, что его обходили вниманием.

Сандро требовал реформ во флоте, из-за чего вынужден был уйти в отставку, о чем я расскажу в следующей главе. Какое-то время он наслаждается семейной жизнью, но начинает скучать. Тогда специально под него создается новая структура – Главное управление торгового мореплавания и портов. Александр Михайлович – главноуправляющий на правах министра. Он участвует в дальневосточных авантюрах, во время русско-японской войны пытается организовать морскую блокаду противника. Потом – новая отставка.

От обиды Сандро уезжает в Биарриц. Здесь он увлекся авиацией. Первым идею использовать авиацию в военных целях предложил великий князь Петр Николаевич. Но Петюша робок. Предложил, над ним посмеялись, он и забыл. Александр Михайлович не таков. Над ним тоже смеются: «военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах»[141]. Но иногда статус и возможности великого князя могли сыграть и добрую службу. Сандро настоял на своем, построил под Севастополем первый аэродром, организовал школу военных летчиков. Сам себя он скромно называл «отцом русской авиации». Честно говоря, вполне справедливо. По крайней мере, если говорить о военной авиации. К началу Первой мировой войны в области воздухоплавания Россия вышла на второе место в Европе. Прежде всего – благодаря Александру Михайловичу.

Николай II, еще будучи наследником, дружил со всеми младшими Михайловичами. Но особенно близкие отношения были у него с Сергеем Михайловичем. Они почти ровесники – Сергей на год младше своего двоюродного племянника. В отличие от большинства Романовых он не красив. Но уверяет, что именно в этом секрет его обаяния. Он часто бывает не в настроении, может сказать грубость, неряшливо одевается. При этом прост в общении и в душе, конечно же, нежный романтик. А в жизни, конечно же, прожженный циник.

Вместе с сыновьями министра двора Воронцова-Дашкова он возглавляет «Картофельный клуб». «Картофелиной» называли нетребовательную женщину на пару встреч. Члены клуба имели опознавательный знак – золотой брелок в виде картофелины. Такой брелок был и у цесаревича Николая. Через Михайловичей он и познакомился со своей первой возлюбленной – балериной Матильдой Кшесинской. Эта «картофелина» оказалась очень даже непростой. По крайней мере, Михайловичам пришлось ссудить Николаю 400 тысяч рублей «на карманные расходы», связанные с этим «корнеплодом». Роман Кшесинской с наследником был бурным, но недолгим. Отец быстро привел Николая в чувство. А покинутая Матильда Феликсовна нашла утешение в объятиях Сергея Михайловича. «Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, – вспоминает Кшесинская, – но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила». Правда, вскоре балерина полюбила еще одного великого князя, помоложе и посимпатичнее – Андрея Владимировича. В 1902 году у нее родился сын. Сергей «отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг»[142]. Мудрая Кшесинская нашла компромисс: назвала сына Владимиром – в честь отца Андрея, а отчество дала Сергеевич.

В профессиональном плане Сергей Михайлович пошел по стопам отца, он был генерал-инспектором артиллерии. При нем расширилась сеть артиллерийских училищ, значительно продвинулась в техническом отношении полевая артиллерия, а во время Первой мировой войны появилась и тяжелая. Но война выявила катастрофическую нехватку снарядов. Козлом отпущения стал военный министр Сухомлинов, тот самый, что трясся от смеха, слушая про аэропланы. Он пошел под суд. Сергей остался на своем посту, но общественное мнение обвиняло и его. Причем в первую очередь даже не его, а Кшесинскую.

Военный историк Александр Широкорад, бесстрашный борец с коррупцией 100-летней давности, раскрывает «коррупционные схемы». «До 1894 года русская артиллерия была ориентирована на фирму Круппа, благодаря чему делила с артиллерией германской армии первое место в мире». Но Сергей Михайлович «взял под свой контроль все военные заказы. Вместе со своей сожительницей балериной Матильдой Кшесинской организовал преступное сообщество с французской фирмой Шнейдера и зависимым от нее правлением Путиловского завода. Формально на Волковском поле (полигоне под Петербургом) проводились конкурсные испытания орудий различных заводов – Круппа, Шнейдера, Армстронга, «Шкоды», Обуховского и других. Почти всегда лучшими орудиями оказывались системы Круппа, но, по указанию Сергея, принимались на вооружение орудия Шнейдера. В отличие от Круппа, Шнейдер в контракте требовал, чтобы принятые на вооружение пушки заказывались только французским заводам и частному Путиловскому заводу. В результате орудийные заводы – Обуховский и Пермский – оставались без заказов Военного ведомства»[143].

В общем, схема проста: французы «откатывали» великому князю и поставляли барахло, да еще и втридорога. Широкорад, конечно, большой авторитет в военных вопросах, но, к сожалению, любит фантазировать и не любит ссылаться на источники. Во всяком случае, генерал-инспектор не был полновластным хозяином в артиллерийском ведомстве, и заказы поступали не только Шнейдеру и Путиловском заводу. Да и проблемы во время войны были не только с артиллерией, но и с ружьями, патронами и даже сапогами. Хотя во взятках Кшесинскую обвиняли многие, в частности председатель Думы Родзянко, Александра Федоровна и даже родной брат Сергея Михайловича Николай. Сам Сергей, естественно, все отрицал.