Река жизни - Томас Сюгру
В целях безопасности он старался отвлечься от мыслей о ней. Он переключался на дом, в котором она жила, останавливаясь на каждой детали, заставляя себя вспоминать, как что выглядит и что ему рассказывали об этом. Это его успокаивало, заставляло мозг работать, и постепенно сердце начинало биться ровно.
Рядом с гостиной в Хилле находился огромный зал больше, чем обычная комната; в него можно было попасть прямо с центрального входа. В зале вдоль боковых стен стояли два массивных секретера. Они был сделаны из дуба и достигали потолка. Верхняя часть секретеров состояла из застекленных полок, средняя часть была письменным столом, а в нижней части полки закрывались тяжелыми дверцами. На каждом столе стояла большая лампа под белым абажуром. Полки секретеров были заполнены книгами; вокруг были расставлены кресла для посетителей библиотеки.
В доме было несколько спален: одна – напротив зала и две – в задней части дома. Эдгар там никогда не был, но много слышал о спальне, которую занимали тетя Кейт и мать Гертруды. В спальне стояли две дубовые кровати, и на каждой кровати была перьевая перина. Тетя Кейт сама щипала перья для своей перины, а Лизз – так Кейт звала свою старшую сестру, щипала перья для своей. Сестры сами набивали каждая свою перину, шили наперник и матрац. Ежедневно они застилали свои кровати, категорически отказываясь от помощи друг друга, словно выполняя своеобразный ритуал. У каждой был собственный метод, и никому из посторонних не разрешалось притрагиваться к кровати, кроме ее владелицы. В спальне имелись два дубовых кресла-качалки с крепкими плетеными сиденьями. Перемещаясь по дому, сестры носили свои кресла за собой, а летом они стояли на заднем дворе. Кресла были так же неприкосновенны, как и кровати, но их святость подчас нарушалась: каждая из сестер обвиняла другую в том, что та взяла не свою качалку.
В глубине дома была столовая. В ней стоял огромный дубовый стол, по сравнению с которым вся остальная мебель – сервант, стулья, буфет – казалась карликовой. В одном из углов у стены стоял шкаф для лекарств, набитый различными покупными и домашними средствами. Тетя Кейт частенько говаривала, что когда-нибудь все в этом доме отравятся, потому что в шкафу на одних и тех же полках хранились вперемежку лекарства для коров, кур, собак и людей.
– Когда-нибудь ночью я спущусь сюда и в темноте возьму не то лекарство,- говорила тетя Кейт,- и на этом все кончится.
В одной из задних комнат дома стояла знаменитая плита. Старая миссис Солтер была строгой христианкой. Она постоянно предостерегала своих сыновей от таких грехов, как карточная игра, кости и спиртное, и грозила им страшным наказанием, если когда-либо вдруг обнаружится, что мальчики подвержены одному из этих пороков. Однажды зимой она нашла в кармане Уилла колоду карт. Собрав всю семью, миссис Солтер произнесла речь и, открыв дверцу плиты, бросила карты в огонь.
Карты были сделаны из целлулоида. Плита взорвалась, выбив дверцу и крышку и разметав огонь по комнате. Никто не пострадал, горящие уголья собрали и погасили. Миссис Солтер ничего не сказала, но, казалось, она была довольна. Взрыв некоторым образом подтвердил ее правоту.
Обитатели Хилла мирно сосуществовали с друзьями и соседями и беззлобно воевали друг с другом. Сэм Солтер установил полную демократию в своем доме. Если за обеденным столом возникал спорный вопрос, он настаивал на том, чтобы каждый из присутствующих, даже ребенок, высказал свое мнение. Он презирал соглашателей, считая, что каждый человек неповторим и должен, пусть немного, отличаться от других людей во всем. Как архитектор, он считал, что все кирпичи должны быть одного размера; как личность, он считал, что все люди должны быть разными.
Таким образом, Кейт и ее сестра Лиззи жили душа в душу, не соглашаясь друг с другом ни в чем. Кейт ухаживала за живностью – коровами, курами, лошадьми и собаками; Лиззи занималась цветником и садом. Лиззи очень много читала, предпочитая биографические романы и политические исследования. Кейт ежедневно читала местную газету и была знатоком городской жизни – рождений, смертей, браков. Лиззи интересовалась политикой и знала - лично или по переписке- всех должностных лиц в округе и штате. Кейт интересовали события в жизни конкретных лиц: она знала родословную каждой семьи в округе. Лиззи вела обширную переписку; Кейт считала, что общение должно осуществляться в беседе.
Вместе они правили Хиллом после смерти родителей, которые умерли вскоре после того, как Эдгар познакомился с Гертрудой. Они были преданными дочерьми, преисполненными решимости выполнить волю Сэма Солтера, то, о чем он постоянно говорил:
– Дом свободен от долгов. Я хочу, чтобы так было всегда, чтобы любой член семьи мог найти себе здесь пристанище. Храните дом на тот случай, если с кем-либо из вас случится несчастье или болезнь или потребуется помощь, и тогда он сможет вернуться сюда. Именно для этого и нужен дом – чтобы было на что опереться. Ты, Кейт, вернулась сюда, и ты, Лиззи, и, возможно, кому-то из ваших детей придется сделать то же самое. Храните дом для них. Я не хочу, чтобы когда-нибудь они оказались без крыши над головой или были вынуждены полагаться на милость чужого человека.
Остальные дети редко бывали дома. Хайрам работал на железной дороге Луисвилл-Нэшвилл и в конце концов обосновался в Нэшвилле. Уилл был плотником в больнице Уэст-Стейт-хоспитал и со временем построил собственный дом через дорогу напротив Хилла. Керри, младшая сестра, работала в Хендерсоне, соседнем городке, в одном из больших магазинов. Она приезжала домой чаще братьев и, будучи почти одного возраста с Гертрудой, Линном, Хью, Портером, Раймондом и Стеллой, выступала посредником и миротворцем между детьми и их матерями.
Все семейство приняло Эдгара как родного, и это удивляло и волновало его не меньше, чем любовь Гертруды. Слушая их споры о погоде, о том, что приготовить на обед в субботу, о фасонах платьев, о проповеди в методистской церкви, он не мог понять, как им удалось прийти к единому мнению по такому противоречивому вопросу, как претендент на руку Гертруды. Если они и признавали за ним какие-то недостатки, то принимали их как
