Святой равноапостольный Николай Японский - Анна А. Маркова
Тело высокопреосвященного архиепископа лежало в крестовой церкви. В субботу 4 февраля утром и вечером после всенощного бдения, в воскресенье после литургии и вечером, в понедельник 6 февраля утром и вечером здесь были совершены торжественные панихиды, всегда в переполненной церкви. Владыка лежал еще не в гробе, ибо гроб не был готов. Чудный обычай мне пришлось наблюдать в эти дни, впервые за время своей службы в Японии! Известная группа христиан, по взаимному соглашению, приходит к телу почившего с вечера и бодрствует до утра, слушая чтение Евангелия. Обычай этот есть и в обычной жизни, при погребении знакомых, и называется «чюуя». Трогательно было видеть старичков и старушек, в полудремоте, но около своего Дай-Сюкёо проводящих ночь. Умилительны были матери семейств, приходившие со своими грудными ребятками, здесь же располагавшимися с одеялами. Но мне не забыть одной ночи. Она тем сильнее поразила меня, что была почти неожиданна. Конечно, плохо спалось. Немного нападает забытье, очнешься: через стенку в церкви читают святое Евангелие. И с такою горечью в который уже раз почувствуешь, что все это не сон, а горькая действительность. Так было и в эту ночь. Потянуло к владыке. Пошел. Открываю дверь. И что же? Вокруг тела владыки сидят по-японски девочки нашей женской миссийской школы, человек сорок. У всех в руках святое Евангелие и зажженные свечи. Все с благоговением в последний раз поучаются от безмолвного владыки словесам Христовым. Я обомлел от неожиданности. Заплакал. И возвратился домой. Да, велика и искренна была любовь владыки к своим христианам, нежна была привязанность его к школам. И поняли это христиане. Почувствовали это своим сердцем ангельские души воспитанниц. Любовь к своему владыке привела их на всю ночь разделить с ним безмолвие смерти! Но говорил им владыка чрез Христово слово.
Во вторник, 7 числа, пред утренней панихидой, положили тело почившего святителя во гроб. Гроб был сделан из японского кипариса, из не гниющего дерева «хиноки». Употреблен самый лучший материал. Внутри обложен ватой, обит белым шелком. Снаружи отделан белым шелком и гасами. Но доски употреблены слишком толстые, и гроб сделан и длинный, и широкий, и высокий. Поэтому, только один гроб весил около шести пудов. По освящении гроба и переложении в него тела владыки, с малым крестным ходом, при перезвоне колоколов, гроб был перенесен в Воскресенский собор, где и поставили его посреди церкви, впереди архиерейской кафедры. Совершили сразу же панихиду. Вечером в этот же день и днем в среду, 8 февраля, здесь же, у гроба, были совершены панихиды. В это время любовь и усердие молодых людей создали прекрасный балдахин из зелени и цветов, который не только находился в соборе до погребения, но и после него был перенесен на кладбище и там заменил первый шатер над могилой владыки.
Немало хлопот было с вопросом о кладбище. Первоначально христиане предполагали купить большой участок на кладбище в Зоосигая, что-то около 600 квадратных саженей. На этот участок было дано согласие мною, ввиду того что в будущем около могилы святителя Божия можно бы широко развить и просветительное, и благотворительное дело. Однако постепенно на этот участок цену подняли так, что пришлось от него отказаться. Отвергнув прочие возможности, я предложил осуществить волю владыки и похоронить его в Янака. Но здесь не нашлось ни одного непроданного участка. Пришлось искать участок по соседству на городской земле. Нашли. Пришлось от Министерства внутренних дел просить разрешения городу продать этот участок нам. Разрешение получили. Город участок продал. Но он еще не в черте кладбища. Опять пришлось обращаться к Министерству внутренних дел за разрешением наш участок включить в кладбищинский. Разрешили. Только тогда можно было приступить к устройству склепа.
Участок, купленный нами в Янака на средства А. И. Синельниковой, небольшой. Но он вполне достаточный для того, чтобы на нем построить церковь формы корабля… Имея в виду со временем непременно устроить над могилой владыки церковь, и склеп я устроил так, чтобы он приходился как раз на средине будущей церкви.
От поверхности земли до верха склепа пять футов. Сняв землю на такую глубину и устроив пол церкви на одном уровне с верхом склепа, мы имели бы возможность малым чем быть отделенными от владыки и над его могилой возжечь и неугасимую лампаду, и установить неугасимый Псалтирь. Но это только внизу, в церкви святителя Николая Мирликийского, Чудотворца. Мне же хотелось бы построить еще церковь и вверху…
Разумеется, как бы было прекрасно, если бы владыка мог быть похоронен в созданном им соборе. Но мы живем в стране, где внутри больших городов не разрешается погребать решительно никого и где самих императоров погребают за городом, а попросту часто на открытом поле. Впрочем, не только нами были произведены соответствующие ходатайства, но просило о сем и Российское Императорское посольство. Но нарушить законы не представилось удобным. А, сказать правду, для миссии это было бы, пожалуй, и опасным.
Склеп сделан из толстого гранита на цементе. В склеп поставлен ящик, сделанный точно так же из японского кипариса, или «хиноки». Пространство между стенками склепа и ящиком засыпано углем. Для опускания гроба устроено приспособление с блоками на цепях. Все эти работы в среду 8 февраля были закончены, и погребение поэтому могло состояться без откладывания, чего молено было опасаться по позднему началу работ. Впрочем, работали и по ночам.
Накануне погребения, в среду 8 февраля, был совершен Парастас, а за ним — мною для прибывших русских панихида на славянском языке, после сего начались панихиды, кои служились группами иереев, по просьбе прибывших из провинции христиан, и служились всю ночь. Всю ночь у гроба провели (чюуя) на этот раз катехизаторы.
VI
В четверг, 9 февраля, было совершено погребение высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского. В пять часов утра в приделе святых апостолов Петра и Павла совершена литургия соборно пятью иереями-японцами, при диаконе японце; пела группа катехизаторов. В семь часов утра в крестовой церкви совершил литургию протоиерей посольской церкви П. И. Булгаков, в сослужении двух иереев-японцев (за теснотой церкви только двух), при диаконе Д. К. Львовском, при пении русских воспитанников Духовной семинарии. В семь
