Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

городов и русская революция», Николай Иванович еще более откровенен. Он вспоминает, что ход событий вызывал расстройство, «предощущение грозящей катастрофы, заставляя мучительно отыскивать выходы из все усиливавшегося хаоса. И в чем были эти выходы, откровенно скажу, никто не знал и не видел». В этом же письме декабрьский проект резолюции он характеризует как «декларативную сторону деятельности Союза городов». События увлекали ВСГ на путь политики: «Подчеркиваю и утверждаю, что в Союзе городов мы не осуществляли никакой политической программы, были свободны от партийных директив. Наши выступления на съездах политического характера выражали мнения Главного комитета Союза городов, а не личные или партийные взгляды. Не мы руководили, что самое главное и, может быть, печальное, событиями, а только отражали их, делая соответствующие выводы, которые, к сожалению, выражались лишь в словесных формулах без всяких санкций. В результате санкции были даны другими, а не нами. В борьбе с царским правительством русская общественность оказалась в том же безнадежном состоянии, как несколько месяцев спустя в борьбе с Советами рабочих депутатов».

В завершение статьи Астров внес мемуарный дух. «Оглядываясь назад, припоминая настроения и психологию того времени, я утверждаю, что трагедия Союза городов и близких к нему по общественному составу организаций была в том, что они оказались вынужденными одновременно и помогать власти, и бороться с нею, и то и другое – ради достижения главной и покрывающей все цели, ради доведения войны до благополучного конца.

В условиях того времени можно ли было безоговорочно и молчаливо идти за властью, изживавшей и изжившей себя? Можно ли было тогда перейти на путь прямого действия и совершить „перепряжку во время переправы“, „сменить шофера“… на крутом спуске? В тех условиях, которые мы переживали тогда, ни того, ни другого осуществить было нельзя. В этом и была трагедия русской общественности и, среди нее, трагедия Российского союза городов».

Но до самого смертного часа Астров не отказывался от своих идеалов. Незадолго до кончины, в последнем письме к князю В.А. Оболенскому, он подтвердил свое жизненное кредо: «Продолжаю быть глубоко убежденным, что свободная личность в правовом государстве – лучше „органического насилия над личностью“, что классовое сотрудничество – лучше классовой борьбы, что разум, знание, здравый смысл, совесть, сознательная ответственность, моральные основы и воля к защите этих ценностей – лучше утопического сумасбродства без чести и совести и дряблого, безвольного непротивления злу. Но признаем и то, что одних провозглашений мало, что всякое учение должно проводиться в практическом приложении к жизни, а в этом приложении наши идеалы должны претерпеть весьма значительные ограничения».

В этом письме Астрова ярко запечатлелась его душа, не терпящая зла, жаждущая правды и справедливости. Он, как пишет В.А. Оболенский, ни за что не хотел примириться с крушением своих общественных идеалов, мучился чувством ответственности за то, что не сумел провести их в жизнь, и напряженно искал новые пути. В этих поисках и закончилась его жизнь. Жизнь, по словам графини С.В. Паниной, «целиком отданная Родине».

«Превратить конституционную партию в самую разветвленную организацию…»

Александр Михайлович Колюбакин

Надежда Канищева

Деятельность любой политической партии – сложный механизм взаимосвязанных и взаимодополняющих ролевых функций, каждая из которых имеет особое значение для достижения стоящих перед партией задач. Александр Михайлович Колюбакин (1868–1915) не входил в число теоретиков Конституционно-демократической партии; не влекла его и разработка вопросов ее стратегического и тактического курса. Однако партия вряд ли смогла бы добиться лидирующих позиций в либеральном лагере, если бы не опиралась на таких самоотверженных работников-практиков, как А.М. Колюбакин.

Александр Михайлович родился в семье генерала и получил военное воспитание и образование. Он окончил 2-й Кадетский корпус (в 1886 году), учился в Николаевском инженерном, затем в Константиновском военном училищах в Петербурге. Служил подпоручиком в пехоте, затем в лейб-гвардии Измайловском полку; в 1893-м был произведен в поручики. Весной 1894 года поступал в Военно-юридическую академию в Петербурге, но написанное им сочинение было признано излишне либеральным, и Колюбакин не набрал проходного балла. Он уволился в запас (в августе 1894 года) и вернулся в родовое имение в Весьегонском уезде Тверской губернии.

Эти места имели репутацию своего рода «питомника» по выращиванию земских кадров; имена многих из них (Ф.И. Родичев, братья Бакунины) стали широко известны в либеральной России. Александр Михайлович также занялся земской работой и быстро выдвинулся. Начав с должности земского начальника 2-го участка Весьегонского уезда, он вскоре стал членом новгородской губернской земской управы (февраль 1897-го). Через 9 месяцев (в ноябре 1897-го) возглавил устюженскую уездную земскую управу, а в 1903 году был выбран председателем новгородской губернской земской управы. Правда, тогда он не был утвержден министром внутренних дел В.К. Плеве; повторное избрание состоялось в январе 1905 года.

Столь успешная земская «карьера» говорила об одном: Колюбакин оказался на своем месте. Свойственные ему организаторский талант, активность, преданность делу, способность увлекать людей живым словом, неуемной энергией нашли достойное применение.

В те годы он уделял особое внимание школьному делу, считая, что «народное образование единственно даст возможность создать правильный государственный строй». Колюбакин участвовал в подготовке «Записки» о необходимости открытия сети школ в уезде для достижения всеобщего обучения (1895); благодаря его усилиям в уезде работали летние курсы для учителей (1899). Его также занимали вопросы местного самоуправления: в 1902 году он подготовил специальный доклад по реформе земского представительства, в котором предлагал проводить земские выборы не по имущественному, а по территориальному принципу. Будучи противником излишней централизации власти, Колюбакин настаивал на предоставлении уезду широкой автономии.

Политические взгляды Александра Михайловича, в сочетании с его инициативностью, вызывали раздражение властей. В феврале 1906 года постановлением Совета при министре внутренних дел он был уволен с должности председателя новгородской губернской земской управы по обвинению в продаже революционной литературы с земского склада. Хотя окружной суд, разбиравший дело Колюбакина, вынес 28 марта 1907 года оправдательный вердикт, его земской деятельности был положен конец.

Десятилетняя работа в провинции дала Колюбакину неоценимый практический опыт, знание жизни, привычку к упорной повседневной борьбе даже при самых неблагоприятных условиях. Эти качества представляли особую ценность, поскольку в среде русской интеллигенции (среде в основном книжной) человек широко образованный и при этом обладающий знанием практической работы представлял скорее исключение. К этому надо прибавить изначально свойственные Колюбакину демократизм, широкое понимание земского дела, умение видеть в повседневных задачах земской жизни ту основу, которая связывает их с задачами общественного освобождения. Как замечал впоследствии П.Н. Милюков, партия кадетов должна была объединить «порывы русской интеллигенции с приемами русского земства».

Колюбакин соединял в себе и то и другое: он вошел в предпартийные структуры – Союз освобождения и Союз земцев-конституционалистов, – участвовал в земских съездах. Он всегда тяготел к левому