Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости

Это было большим облегчением, потому что и так уже в наших рядах имелись сотни смертельных врагов, кровная вражда между которыми едва сдерживалась Фейсалом. Напряжение, связанное с поддержанием их способности выполнять свое назначение, и использование их горячих голов в операциях, в ходе которых они не могли бы встретиться, соблюдение равновесия возможностей и требований службы, которое наше руководство могло бы оценивать как превосходящее зависть, – одно это уже было достаточным злом. Ведение войны во Франции было бы гораздо более трудным, если бы каждая дивизия, чуть ли не каждая бригада нашей армии ненавидела другую лютой ненавистью и внезапно затевала бы драку при встрече с другой. Однако мы поддерживали в арабах спокойствие в течение двух лет, здесь же речь шла всего о нескольких днях. Ночные отряды вернулись с обильными трофеями. Алжирец Абдель Кадер со своими слугами, несколькими добровольцами и солдатами едва удерживал Эзраа. Когда пришел Талаль, все добровольцы перешли к нему, солдаты разбежались, а слуг было так мало, что Абдель Кадеру пришлось сдать город без боя. Наши люди были слишком обременены своими трофеями, чтобы догнать его и схватить.

Громко хвастаясь, вернулся Ауда. Он взял эль-Газале штурмом, захватил бесхозный поезд, орудия и пленил двести солдат, в числе которых было несколько немцев. Нури Шаалан доложил о четырехстах пленных с мулами и пулеметами. Турецкие офицеры и рядовые были отправлены в отдаленные деревни зарабатывать деньги на свое содержание.

Над нами долго кружил английский аэроплан, желая, видимо, понять, действительно ли мы арабские силы. Янг выложил для него наземные сигналы, и тогда ему сбросили записку о том, что Болгария сдалась союзникам. Хотя мы не знали, что на Балканах шло наступление, эта новость не имела для нас большого значения. Несомненно, конец не только большой войны, но и нашей был близок. С тяжелыми усилиями и с нашими испытаниями скоро будет покончено, и каждого отпустят заниматься своими делами, а это безумие будет забыто, поскольку для большинства из нас это была первая война, и мы смотрели на ее окончание как на отдых и покой.

Прибыла армия. Рощу забила толпа, так как каждый отряд стремился занять самое лучшее свободное место и расседлать верблюдов либо рядом с фиговыми деревьями, либо под пальмами или оливами, из листвы которых с многоголосыми криками взлетали тучами перепуганные птицы. Солдаты заводили своих верблюдов в речку, извивавшуюся между зелеными кустами, цветами и плодоносящими деревьями, – все это казалось нам странным после того, как мы годами любовались только кремнистой пустыней. Люди Шейх-Саада робко приходили полюбоваться армией Фейсала, которую шепотом называли легендарной. И вот теперь она была в их деревне, со своими командирами, либо широко известными, либо внушавшими ужас людьми, – Талалем, Насиром, Нури, Аудой. А мы смотрели на них, втайне завидуя их крестьянской жизни.

Когда у всех пришли в нормальное состояние ноги, онемевшие от жестких седел, мы впятером или вшестером поднялись на руины, откуда, глядя через южную равнину, смогли оценить степень безопасности нашего лагеря. К нашему удивлению, мы заметили прямо за стенами лагеря небольшую группу военных регулярной армии противника – турок, австрийцев, немцев – с восемью пулеметами на вьючных верблюдах. Они пробирались из Галилеи к Дамаску после поражения, нанесенного силами Алленби, не проявляя ни малейшей осторожности, двигаясь свободно и неторопливо, очевидно полагая, что находятся милях в пятидесяти от любой войны.

Мы не объявили тревогу, чтобы поберечь свои усталые отряды, просто Дурзи ибн Дугми с Хаффаджи и несколькими своими людьми спокойно сели в седла и напали на противника на узкой тропе. Пытавшиеся сражаться офицеры были мгновенно убиты. Солдаты побросали оружие, за пять минут были обысканы и ограблены, и их погнали цепочкой вдоль арыков между садами к открытому загону для скота, который показался подходящим для использования его в качестве тюрьмы.

Далеко на востоке показались три или четыре черные группы людей, ехавших на север. Мы выпустили на них бедуинов племени ховейтат, и те через час вернулись, не сдерживая смеха: каждый из них вел в поводу мула или вьючную лошадь, жалких, усталых, покрытых ссадинами кляч, более чем ясно характеризовавших состояние разбитой армии.

Всадники оказались невооруженными солдатами, бежавшими от британцев. Брать таких людей в плен бедуины ховейтат считали ниже своего достоинства. «Мы отдадим их в услужение деревенским мальчишкам и девчонкам», – улыбнулся Зааль своей тонкогубой улыбкой.

С запада пришло известие о том, что небольшие группы турок отступали в местные деревни под натиском Чевела. Мы выслали против них вооруженные группы крестьянского племени наим, присоединившегося к нам этой ночью в Шейх-Мискине. Насир решил поручать им делать то, что они могут. Приток к нам масс, который мы так долго готовили, превратился в настоящее половодье, и количество восставших росло с каждым новым успехом. За два дня мы могли бы иметь вовлеченными в движение шестьдесят тысяч человек.

Мы не пренебрегали никакой мелочью на Дамасской дороге и как-то увидели густой дым над горой, за которой скрывалась Дераа. Прискакал человек, сообщивший Талалю, что немцы подожгли свои аэропланы и склады и теперь готовы к тому, чтобы оставить город. Британский аэроплан сбросил записку о том, что войска Бэрроу находились близ Ремты и что две турецкие колонны, одна в составе четырех тысяч, другая – двух тысяч солдат, отступали по направлению к нам, соответственно из Дераа и Мезериба.

Мне казалось, что этими шестью тысячами человек ограничивалось все, что осталось от Четвертой армии в Дераа и от Пятой армии, сопротивлявшейся продвижению Бэрроу. С их разгромом цель нашего пребывания здесь исчерпывалась. И все же, пока не будет приказа, нам следовало удерживать Шейх-Саад. Мы должны были беспрепятственно пропустить более крупную, четырехтысячную колонну и силами воинов руалла под командованием Халида, с участием северных крестьян, отрезать ее фланги и тыл.

Глава 117

Ближайшие две тысячи солдат противника казались более соответствовавшими нашей численности. Мы должны были встретить их силами половины солдат нашей регулярной армии, с двумя орудиями Пизани. Талаль был в тревоге, потому что указанный нам маршрут турок проходил через его собственную деревню Тафас. Он уговорил нас быстро направиться туда и захватить кряж к югу от деревни. К сожалению, скорость была всего лишь относительным понятием, когда речь шла о сильно уставших людях. Я отправился со своим отрядом в Тафас, надеясь занять на подступах к нему скрытую позицию и отходить с боем до подхода остальных. На полпути нам встретились арабские всадники, гнавшие толпу раздетых пленных в направлении Шейх-Саада. Они безжалостно подгоняли пленных, на чьих спинах цвета слоновой кости были видны синие полосы от ударов. Я не стал вмешиваться, потому что это были турки из полицейского батальона Дераа, из-за жестокости которых крестьяне соседних деревень не раз обливались слезами и кровью.