Жан-Кристиан Птифис - Истинный дАртаньян

Во всех документах, сохранившихся в архивах того времени, г-жа д'Артаньян предстает как женщина с мстительным характером, склонная к сутяжничеству и всегда настаивающая на своих правах. Одержимость сутяжничеством этой постоянно с кем-то судившейся упрямицы могла бы сделать ее прототипом графини из Сутяг Расина[56]. Ее постоянно видели обивающей пороги суда в округе Макон в сопровождении ее поверенного мессира Жана-Шарля Тевене, всегда одетого в черную мантию и квадратную шапочку и возбуждавшего по ее требованию процесс за процессом – то против брата ее покойного первого мужа Антуана Дама, то против ее кузена Жана-Франсуа де Шанлеси, унаследовавшего родовое имущество. Можно понять, что при такой супруге д'Артаньяну не приходилось бороться с собой, выбирая между своими профессиональными обязанностями и домашним очагом.

Глава VIII. На заре нового царствования

В конце 1659 года д'Артаньян снова оседлал коня и покинул свой парижский дом. Дело в том, что король вместе со всем двором отправился в путь, чтобы сочетаться браком со своей кузиной инфантой Марией-Терезией. В представлении двух вдохновителей мира, Мазарини и дона Луиса де Харо, союз короля Франции и испанской принцессы должен был увенчать завершение противостояния двух древних держав Запада.

Поездка оказалась долгой, как и переговоры, которые никак не продвигались к концу. Двор не спеша направился на юг, останавливаясь в провинциальных резиденциях и соизмеряя скорость своего движения с появлением и исчезновением дипломатических затруднений. Наконец весной 1660 года, пробыв несколько месяцев в Лангедоке и Провансе, кортеж двинулся в направлении Сен-Жан-де-Люза, где французские и, испанские посланники соревновались в усердии, желая -довести деликатные переговоры до заключения брачного контракта. У д'Артаньяна не могла не оставить прекрасных воспоминаний эта неспешная сказочная поездка по его родной старой Гаскони, которую он, возможно, за последние тридцать лет ни разу не видел. 25 апреля в 4 часа пополудни Людовик XIV прибыл в Вик-Фезензак. В архивах города до наших дней сохранилась реляция о его триумфальном въезде. В ней упоминается следующее: «Младший лейтенант мушкетерского полка г-н д'Артаньян, командовавший своим подразделением, обеспечивал ординарную охрану...»

На следующий день, направляясь в Ногаро, они издалека увидели полускрытый зеленой листвой приземистый силуэт Кастельмора. Король, несомненно, позволил своему младшему лейтенанту съездить туда во время импровизированной охоты в окрестных лесах.

Представим себе возвращение домой сына этой земли, великолепного в своем алом мундире с золотым позументом, смеющегося среди толпы старых крестьян, обнимающего своего брата Арно, умудренного жизнью ректора Люпиака, и распахивающего древние ворота своего имения, где жил еще в кругу своих близких мессир Поль де Кастельмор... Однако времени было мало. К вечеру, возможно, успев забежать на несколько минут в сельскую церковь Нотр-Дам-де-Бобест, где покоились останки его отца и матери, д'Артаньян вновь присоединился к жужжащей, как пчелиный рой, королевской свите.

Д'Артаньян и его товарищи стали свидетелями первых празднеств нового двора. Они уже и до того с восхищением наблюдали великолепную коронацию в Реймсе, убежденные в том, что созерцают зарю великого царствования. Однако ж им не приходилось еще видеть ничего столь волнующего и грандиозного, как церемония королевской свадьбы в Сен-Жан-де-Люзе.

3 июня 1660 года Людовик XIV торжественно въехал в город в окружении самых лучших солдат своего военного дома, двух отрядов дворян-телохранителей[57] под командованием господ д'Юмьера и де Пюигилема (будущего Лозена), лейб-гвардии и, конечно же, вновь сформированной мушкетерской роты. Эта последняя произвела такое сильное впечатление, что испанский министр дон Луис де Харо при виде ее воскликнул:

– Если бы Господь спустился на землю, ему не нужно было бы гвардии лучше этой!

В течение многих дней узкие улочки старого сите[58], убранные гобеленами и орифламмами[59] и украшенные цветами, были полны инкрустированных золотом карет, великолепных скакунов, покрытых праздничными попонами, и огромных толп сеньоров в самых разнообразных костюмах. Испанцев узнавали по презрительным взглядам, которые они бросали из-под черных шляп, и по ордену Золотого руна на цепи; французов – по пышности разноцветных плюмажей и по изящным камзолам с лентами. В толпе солдат, камердинеров и слуг то здесь, то там виднелись также скованно державшиеся старые дворяне из местной округи, несколько сбитые с толку новыми манерами и оглушительным гулом толпы, одетые в мундиры и строгие костюмы времен короля Генриха...

Утром 9 июня Людовик XIV, одетый в черное, сдержанный и элегантный, вместе со своей прекрасной белокурой инфантой, облаченной в усыпанное лилиями платье, занял место под балдахином из фиолетового бархата в баскской церкви Сен-Жан-де-Люза. После церемонии венчания, проведенной епископом Байоннским, молодые супруги объехали праздничный город. Затем все лето 1660 года ушло на возвращение в столицу.

Королевский кортеж, не торопясь, пересекал Францию. Впереди, гарцуя на белых конях, чьи длинные заплетенные хвосты доходили до земли, ехали мушкетеры в новеньких голубых накидках с золотыми галунами. В Бордо, в Пуатье, в Амбуазе, в Орлеане это был триумф, в Париже в середине августа это уже был исступленный восторг, которому больше не суждено было повториться в этом веке. Канцлер, ректор, купеческий прево в сопровождении своих свит и бесчисленной толпы подошли к ограждению перед троном, чтобы предстать перед Их Величествами.

На всех улицах по дороге к Лувру дома были украшены гирляндами, мостовые усыпаны зеленью и цветами, воздвигнуты триумфальные арки с аллегорическими статуями. Из-за живой изгороди из протазанов и алебард огромное количество народа, давя друг друга, наблюдало за проходом войск. Все оценили отличные мундиры мушкетеров, скакавших четырьмя группами во главе с д'Артаньяном, разукрашенным, по словам Куртиля, «как монастырский алтарь». Впереди полка маршировал отряд барабанщиков. Другой такой же замыкал шествие. Первую бригаду из 76 человек отличали шляпы с пышными белыми перьями. На головах 72 человек второй бригады красовались шляпы с белыми, желтыми и черными перьями. У следующих 52 человек перья были белые, синие и черные, а у последних 60 – белые и зеленые. Каждый бригадир маршировал во главе своего отряда, а знаменосец – в середине.

Этим триумфальным въездом юного короля особенно должен был наслаждаться человек, который незаметно наблюдал за ним, опершись о балкон дома Бовэ, ибо это был апофеоз его собственных трудов. Но кто бы мог узнать кардинала Мазарини в этом изможденном старце, согбенном и мучимом подагрой и мочекаменной болезнью? Ему не было еще 60 лет, но из-за утомления, накопившегося за годы гражданской войны, он выглядел на 10-15 лет старше своего возраста. Если бы не его невероятная энергия, которую он целиком поставил на службу Франции, ни у кого не хватило бы ни сил, ни, в первую очередь, терпения для того, чтобы восстановить авторитет государства, лавируя среди постоянно возобновляющихся опасностей, никто не сумел бы усмирить чванливое дворянство, свести на нет постоянно растущие претензии Парламента, положить конец европейскому военному конфликту и, наконец, получить для короля Франции в качестве залога будущего мира руку маленькой испанской инфанты, которую с искренним восторгом рассматривали в эти мгновения жители Парижа. Так завершался его великий труд, который продолжал и превзошел труды Ришелье и подготовил высший и беспокойный расцвет абсолютной монархии. Через несколько месяцев, 9 марта 1661 года, Мазарини почил в мире, удовлетворенный тем, что верно послужил своей второй родине, впрочем, никогда – отнюдь! – не забывая и своих собственных интересов...