Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

8 августа получили радиограмму из Морского штаба: «Ваша краткая радиограмма от 14 июля принята. Подтверждение от «Пингвина» и германской подводной лодки. Поздравляем с вашими победами. Предположительно ваш доклад о потопленных судах не включает в себя сведения о кораблях, подорвавшихся на минах». В тот же самый день наша радиорубка приняла сообщение открытым текстом с Маврикия, повторенное морским торговым кодом и предвещавшее удачу в будущем. Согласно ему любой корабль или судно, услышавший сигнал бедствия с помехами, обязан был сообщить свое местоположение и по возможности подтвердить сигнал SOS и радиопомехи. Всем кораблям были посланы радиограммы, что лучше оставить без ответа сотню радиограмм, чем хотя бы один сигнал SOS.

Придерживаясь этой директивы, я решил, что выясню местонахождение британских кораблей. Мы могли держать связь, глушить помехи и тем самым заставлять врага выдавать свою позицию. Посылая ложные сигналы тревоги и ложные сигналы о местоположении, мы могли создать такую суматоху, что враг в любой момент спутал бы подлинные сообщения с ложными.

11 августа мы закончили ремонтные работы. 12 августа мы провели ходовые испытания. «Атлантис» показал скорость 17 узлов, и двигатели при этом работали ровно и слаженно. После этого мы целыми днями кружили по маршрутам «Тираны» и «Багдада», но ничего не видели, а слышали только радиосигналы и перехватывали сигналы SOS, которые свидетельствовали о том, что наши соперники – другие рейдеры – не дремлют.

Глава 10

ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ В МОРЕ

До 26 августа мы крейсировали между Маврикием и Родригесом[18], перекрывая старый маршрут «Тираны» и морские пути между Зондским проливом, Сингапуром, Дурбаном и Коломбо. Временами штормило, и нам частенько приходилось стопорить машины, ложиться в дрейф и ждать. Ночь на 25-е была темной и пасмурной, вдруг впередсмотрящий с правого борта капитанского мостика на фоне неба заметил нечто более темное. «Справа по борту неопознанный объект!» – закричал он. Вахтенный офицер, проследив за его указующим пальцем, тут же включил сирену. На фоне пасмурного неба вырисовывался темный силуэт.

В течение нескольких следующих минут мы медленно маневрировали, стараясь зайти врагу с кормы. Мы потеряли судно из виду в шторме, гнались за ним на скорости 14 узлов, снова его обнаружили и стали ему в кильватер; мы заметили, что, уходя от нас на всех парах на скорости от 5 до 6 узлов, корабль замедлил ход и внезапно снизил скорость до 1 узла – и это было очень подозрительно для мирного торгового судна в военное время. Он был слишком далек от нас, чтобы его как следует распознать, и мои впередсмотрящие решили, что это либо авианосец, либо эсминец; но мой старший рулевой согласился со мной, что это обычное торговое судно водоизмещением от 4 до 6 тысяч тонн, но все равно мы не были до конца в этом уверены, потому что у корабля была необычно длинная плоская палуба. Было не похоже, что на корабле нас заметили раньше, чем мы их; в обычный английский бинокль нас не так просто было увидеть – это нам было известно по результатам испытаний, которые мы проводили с захваченными у противника биноклями. Даже в цейссовские бинокли для ночного видения с семикратным увеличением вражеский корабль представлялся только расплывчатой тенью.

Мог ли этот корабль быть подставной декорацией? Это казалось сомнительным; по морям ходило не так уж много рейдеров, и враг не мог быть уверен, что один из них находится в Индийском океане. Пеленг, который брали на «Атлантис», был пятинедельной давности, а потому ненадежен. Не могло это и быть судно с неисправным двигателем, потому что мы обшарили весь маршрут на пути к Маврикию, и наверняка обнаружили бы его. Чем дольше мы наблюдали, тем больше убеждались в том, что это не патрульный боевой корабль. Вывод оставался только один – это вспомогательный крейсер. Этому предположению придало вес то, что корабль вел себя необычно, в особенности когда в 5 утра резко свернул влево. Я долго колебался, не стоит ли уйти на всех парах перед рассветом, или все-таки отправить абордажную команду, чтобы захватить и потопить корабль. Последнее решение подвергало мой экипаж большой опасности, если замеченный нами корабль окажется вспомогательным крейсером. Тем временем на нем уже заметили «Атлантис». Осознав, что не успеваю скрыться из вида до рассвета, я принял решение неожиданно подойти к кораблю противника с наветренной стороны и с близкого расстояния открыть по нему огонь из всех орудий.

В 6.45 полностью рассвело, но первые проблески зари появились на час раньше. Нам пришлось совершить ряд маневров с тем, чтобы к 5.30 враг четко обрисовался на фоне восточного неба; но в 5.30 противник положил руль налево и таким образом лег на курс, почти параллельный нашему. Корабль еле двигался по волнам. В течение нескольких мгновений казалось, что противник собирается повернуть и атаковать нас, но вдруг корабль закончил поворот и, казалось, совсем замедлил ход. Мы по-прежнему не могли точно идентифицировать корабль, но обводы он имел такие же, как у обычного корабля. Вероятность того, что это «Пингвин», резко уменьшалась – в любом случае тому кораблю не полагалось находиться в этом районе, к тому же у этого был слишком высокий бак и слишком низкий полуют; зажглась заря, и в ее свете высветилась маленькая корма и другие особенные характеристики английского судна. Кое-что я заметил минутой раньше. Разве позволил бы себе вспомогательный крейсер занять такую невыгодную тактическую позицию? Возможно, достаточно только скомандовать этому кораблю застопорить ход? Но он вел себя слишком подозрительно ночью, и я решил не рисковать и атаковать внезапно.

Утром в 5.50 мы увеличили скорость до 8 узлов; за шесть минут расстояние между нами сократилось до 3 тысяч метров. С этого расстояния я пустил торпеду. Она прошла мимо, и я приказал открыть огонь из орудий. Расстояние уменьшилось до 2 тысяч метров, и при первом же залпе три из четырех снарядов попали в цель; в середине судна и на капитанском мостике вспыхнули языки пламени. Огонь быстро распространился по всему судну, высветив дымовую трубу, окрашенную в красный цвет. Экипаж в панике бросился спускать шлюпки на воду, но, поскольку они не поставили людей к орудию, мы не стали продолжать огонь. Теперь стало очевидно, что это не вспомогательный крейсер, а обычное торговое судно – без ответа оставался один вопрос: почему оно совершало такие странные маневры? Мы подошли к кораблю на расстояние 300 метров – так близко, что видно было, как местами сквозь черную краску военного времени просвечивает родная серая краска; низ дымовой трубы был также выкрашен в черный цвет, в середине находились две шлюпки, на корме стоял маленький ялик, там же находилось орудие калибра 4,7 дюйма, а в палубе имелось пять люков. Мы спустили на воду наши моторные лодки, чтобы подобрать выживших. Море штормило, это затрудняло нашу задачу, и я не стал посылать абордажную команду; из-за пожара они могли высадиться на борт корабля только с наветренной стороны, а там волны достигали высоты 3 – 4 метров. Наши лодки в первую очередь двинулись к морякам, цеплявшимся за всякие обломки, красные лампочки на их спасательных жилетах плясали в волнах, как китайские фонарики. Корабль полыхал подобно стогу сена, и прежде, чем мы закончили подбирать оставшихся в живых, капитанский мостик с треском рухнул, взметнув столб искр.