Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

Переброска началась с перевоза норвежского экипажа со всеми их пожитками на «Тирану», которая приняла на борт их шлюпки; «Атлантис» в свою очередь принял на борт только моторный катер, который на первый взгляд казался исправным и мореходным. В добавление к своим собственным пожиткам каждый член экипажа захватил с собой постельные и обеденные принадлежности; остальная посуда вместе со свежими фруктами и запасами продуктов отправилась на борт «Атлантиса», который, кроме того, за пять часов перекачал в свои цистерны 420 тонн горючего с «Талейрана». В последний момент капитан Фойн перемолвился словом с лейтенантом Фехлером, и в результате значительное количество ящиков с виски было переправлено с «Талейрана» на «Тирану». Это в какой-то мере служило гарантией того, что капитан Фойн и его друзья не сбегут во время долгого обратного пути к нашей родине.

Еще до полудня все операции были завершены, и «Талейран» подготовлен к затоплению. В первую очередь наш самолет предпринял попытку сбить с воздуха корабельную антенну и сбросить на судно бомбы. Ни тот ни другой эксперимент не удался. Пилоту удалось расстрелять мостик и радиорубку из пулемета, и, судя по его попаданиям, можно было сделать вывод, что пулеметным огнем с воздуха можно остановить судно прежде, чем оно пошлет сигнал бедствия. Когда самолет приземлился, Фехлер со своей командой подрывников поднялся на борт «Талейрана», чтобы заложить заряды, и на этот раз они взяли с собой 70 килограммов взрывчатки. Первый заряд сработал в 5.46, сразу же последовал другой, и затем раздался сильный взрыв в машинном отделении. Корабль задрожал и стал тонуть начиная с кормы; в течение восьми минут судно скрылось под водой.

«Талейран» оказался четвертым кораблем, потопленным нами, и в сумме это составило водоизмещение в 28 205 тонн; наш пятый трофей был подготовлен к тому, чтобы отправиться к нам на родину.

Я как раз заканчивал заполнять судовой журнал, когда младший лейтенант Вальдман, призовой капитан «Тираны», пришел, чтобы попрощаться.

Он был несколько обеспокоен по поводу перекачки горючего, поскольку старший механик был уверен в том, что в судовых цистернах находилось лишь 556 тонн горючего. Я послал своего старшего механика для проведения инспекции, и тот доложил, что на борту «Тираны» имеется по меньшей мере 663 тонны горючего. Этого хватило бы, чтобы идти на скорости 17 узлов несколько дней, если нужно, или сорок дней идти на скорости 9 узлов, кроме того, имелось дополнительных 155 тонн горючего – достаточно для того, чтобы несколько дней идти на всех парах, и больше, чем обычно несет торговое судно в качестве запаса. Вальдмана не очень убедил этот доклад, но он воздержался от комментариев, когда я предложил ему отплыть спустя пять минут после полуночи.

Я велел ему держать курс на Сен-Назер, а в случае необходимости на Ларьян или Байонну[17]. Я тщательно разработал для него курс, который позволил бы ему держаться подальше от районов патрулирования британскими или германскими субмаринами, и предупредил Вальдмана уделить особое внимание итальянским подводным лодкам, которые в последнее время проявляли особую активность в районе Азорских островов. Я записал ему в приказе, что он должен держаться подальше от мыса Доброй Надежды и следовать курсом посередине между штатом Баия на восточном побережье Бразилии и портом Фритаун на западном побережье Африки, где, возможно, действовали вражеские авианосцы; оттуда между островами Кабо-Верде и Азорскими прямо к побережью Испании. Последнее опасное место – мыс Финистерре (Испания) – следовало миновать на высокой скорости ночью и используя зигзагообразный курс днем. Любые встречи с другими кораблями исключались, но орудие должно было быть готово к бою и не маскироваться; Вальдман мог использовать его для самозащиты, и он должен был приложить все усилия, чтобы корабль не попал в руки врага, я предупредил его, чтобы он остерегался любых попыток со стороны пленников – включая норвежцев – обезвредить подрывные заряды, предназначенные для затопления судна, или сигнализировать другим кораблям; любые подобные попытки должны были пресекаться при помощи оружия, а саботажников следовало расстрелять. Вальдман должен был все это ясно объяснить пленным.

Я как следует постарался, чтобы он уяснил себе еще две вещи – он не должен поддаваться воздействию вражеской радиопропаганды, а по прибытии нес персональную ответственность за изоляцию пленников, особенно женщин. Если какой-нибудь мелкий местный чиновник не подчинится этому приказу, пленные должны оставаться на борту и ожидать решения Морского штаба, а экипаж призового судна не распускать до тех пор, пока не будет решено дело с пленными. Кроме того, почту с «Атлантиса» ни при каких обстоятельствах нельзя было передавать никому, кроме курьера из адмиралтейства; в случае необходимости Вальдман должен был лично доставить почту в Берлин.

5 августа, в понедельник, в 00.05 оба корабля дали прощальные гудки, и наш приз исчез в темноте, имея на борту 18 моих людей в качестве экипажа, 95 белых пленников, включая шесть женщин и троих детей, 171 азиата – всего 202 человека. Для помощи Вальдману в управлении судном я отрядил к нему бывшего помощника с «Золотой скалы» младшего лейтенанта Мунда.

«Полностью уверен, – записал я в судовом журнале, – что эти два офицера успешно выполнят возложенную на них миссию. Я им полностью доверяю».

На борту «Атлантиса» наблюдалась непривычная тишина; никто из пленных не шатался по палубам, никто из них не играл ни в шахматы, ни в карты, и никто из детей не кричал и не пел песни на палубах; нам не хватало спокойной невозмутимости азиатов, непрерывного речитатива ласкаров в процессе работы. Нам потребовалось несколько дней, чтобы закончить ремонтные работы. Мой старший механик доложил, что самое время менять цилиндры, поскольку некоторые из них уже имели трещины и износились, у других были обуглены выхлопные патрубки или были очень грязны и обуглены поршни; машина по правому борту была готова, а машину по левому борту можно было бы отремонтировать в течение пяти дней. Так что никакой спешки не было. Пока корабль отлеживался в Бремене, я неоднократно подавал рапорт с просьбой о капитальном ремонте двигателей, но каждый раз меня уверяли в том, что эта мера не так уж необходима, поскольку подобный ремонт проводился в 1939 году.

8 августа получили радиограмму из Морского штаба: «Ваша краткая радиограмма от 14 июля принята. Подтверждение от «Пингвина» и германской подводной лодки. Поздравляем с вашими победами. Предположительно ваш доклад о потопленных судах не включает в себя сведения о кораблях, подорвавшихся на минах». В тот же самый день наша радиорубка приняла сообщение открытым текстом с Маврикия, повторенное морским торговым кодом и предвещавшее удачу в будущем. Согласно ему любой корабль или судно, услышавший сигнал бедствия с помехами, обязан был сообщить свое местоположение и по возможности подтвердить сигнал SOS и радиопомехи. Всем кораблям были посланы радиограммы, что лучше оставить без ответа сотню радиограмм, чем хотя бы один сигнал SOS.