Лия Лозинская - Во главе двух академий

Страницы «Записок», посвященные итальянским городам, памятникам архитектуры, скульптурам и картинам, говорят не только о наблюдательности и тонком вкусе Дашковой, но и о значительных ее познаниях в истории искусства.

Наконец, приходит долгожданный ответ из России – милостивое письмо Екатерины. Должно быть, это:

«Петербург, 22 дек. 1781 года.

Княгиня, благодарю Вас за план и чертежи нового лаццарето, устроенного великим герцогом Тосканским и присланного Вами мне. С тем вместе с особенным удовольствием вижу, что Вы не только всегда занимаетесь благом Вашего отечества, но также ревностно преданы мне лично. Уверена, что теми же чувствами проникнуты Ваши дети, в которых я принимаю вдвойне живое участие, будучи любима обоими их родителями. Я приказала зачислить своего крестника в гвардию, в тот полк, который Вы предпочтете. Уверяя Вас в моем неизменном уважении, остаюсь искренно преданная Вам

Екатерина».

Можно возвращаться домой.

«Доблестный начальник»

В 1782 г. Дашкова вернулась в Петербург, Была «милостиво принята».

Материальные свидетельства высокого расположения – поместье Круглое в Могилевской губернии, дом в Петербурге, дом в Москве...

Екатерина Романовна склонна приуменьшать свои новые богатства: и дом недостаточно хорош, и поместье разорено. Она подводит балансы, не забывает сообщить, какую сумму подарила отцу на покрытие его долгов. Считает «души», включая новорожденных младенцев, и ставит себе в заслугу, что не обратилась в сенат с требованием возместить ей 167 недостающих крестьян (умерших, очевидно, от голода – Дашкова права, когда пишет об особой нищете белорусских «казенных» земель) из значившихся по описи Могилевского поместья двух с половиной тысяч.

Даже трудно поверить, что страницы мемуаров, посвященные всем этим выкладкам, написаны вчерашней собеседницей Дидро и Вольтера! А между тем это так. И в этом сплаве просвещенности и ограниченности, прозрений и слепоты, некоторого даже нравственного величия и мелочности, бескорыстия и расчета – вся Дашкова. При всей безусловной незаурядности, при всем том, что она во многом опередила свое время, Дашкова помечена всеми его родимыми пятнами.

«Противоречив XVIII век. Однозначно оценивать людей того времени, их слова, дела и результаты их дел невозможно», – пишет исследователь1.

Первые месяцы на родине для Екатерины Романовны – полоса удач. Сын получает назначение и чин, о котором она так мечтала. Ей даже удается выхлопотать звание фрейлины для своей племянницы Полянской, дочери той самой «Романовны», которая была некогда счастливой соперницей Екатерины Алексеевны.

Все это было так давно! И так не страшны теперь Екатерине II обе сестры Воронцовы, и глупая, и ученая, такая дистанция отделила их за прошедшие 20 дет от вознесенной на вершину славы, сравниваемой с «солнцем в короне», Юноной, Минервой, Афиной Палладой, Семирамидой (Вольтер), даже врагами своими прозванной «вечной счастливицей» (Фридрих II), самодержицей всероссийской, что почему бы ей и не позволить себе благородный жест! Она их так любила...

Дашкова снова в фаворе. За маленьким столом императрицы всегда поставлен для Екатерины Романовны куверт. Похоже, что государыне, действительно, «надоели дураки, окружающие ее», как, если верить «Запискам», сказал Дашковой князь Потемкин.

В начале 1783 г. Екатерина Романовна Дашкова назначена директором Петербургской академии наук.

Чем объяснить необычное по тем временам решение императрицы (Дашкова стала первой женщиной в России, занявшей государственный пост, не считая «коронованных особ»)?

Желанием быть оригинальной? Поддержать на Западе свою сильно пошатнувшуюся репутацию монархини, свободной от предрассудков? Стремлением обезопасить себя от новых причуд фантазерки Дашковой, дав ей должность, которая наконец удовлетворила бы ее тщеславие? Вряд ли можно свести решение Екатерины к подобным соображениям; если они и играли какую-то роль, то не главную...

Екатерина Алекссеевна отлично умела «использовать кадры». Славой своей она в значительной мере обязана была умению окружать себя талантливыми людьми. П.А. Румянцев, А.В. Суворов, Г.А. Потемкин, Н.И. Панин, А.А. Безбородко, А.Р. и С.Р. Воронцовы... Этот список можно продолжить. Понимание пользы, которую способен принести военачальник или дипломат, иногда побеждало даже личную неприязнь, как это имело место, например, в случае с Суворовым, да и с Паниным.

Назначая Дашкову директором Академии, Екатерина II также, несомненно, руководствовалась соображениями пользы дела.

Дашкова не была ученым. Но она была образованной женщиной, искренне почитавшей науку. Екатерина ценила это «любление наук», которое еще великий Ломоносов считал непременным для главы Академии2. Немалую роль играли и личные контакты Екатерины Романовны со Многими иностранными учеными, и присущее ей чувство национального достоинства – неприязнь к модному тогда «чужебесию», и ее хозяйственность, и ее недюжинная энергия, и неизменная ее преданность давним мечтам обеих Екатерин о распространении русского просвещения. Екатерина Алексеевна умела вспомнить о них в нужную минуту с такой обезоруживающей неофициальностью!

Дашкова согласилась занять пост директора не без колебания и оговорок. Впрочем, соответствующий указ был передан в сенат еще до получения ее согласия: Екатерина II в нем не сомневалась.

«Я очутилась запряженной в воз, совершенно развалившийся...» Дашкова имела все основания написать так.

Молодая Петербургская академия переживала трудную пору. Смерть Ломоносова в 1765 г., реакционные меры самодержавия после разгрома Пугачевского восстания, в частности резкое сокращение ассигнований на нужды просвещения, – все это сильно дезорганизовало научную, а особенно учебную, деятельность Академии. (По замыслу Ломоносова, Академия должна была стать не только средоточием научной жизни страны, но и центром подготовки отечественных научных кадров. При ней открылись академическая гимназия и академический университет – «два департамента суть наинужнейшие к приращению наук в отечестве». В конце 70-х годов они пришли в полный упадок. Директор Академии, камергер С.Г. Домашнев, признавался в 1777 г., что академическая гимназия пребывает в «жалостливом и развратном состоянии».)

Президентом Академии считался К.Г. Разумовский. Назначенный на свой высокий пост в возрасте 18 лет, он занимал его целых полстолетия. Графа, гетмана малороссийского, генерал-фельдмаршала Разумовского дела Академии не интересовали. Но лицо он был неприкосновенное: брат любимца Елизаветы Петровны и участник переворота 1762 г., командир измайловцев, чья поддержка обеспечила Екатерине успех. В связи с этим была установлена должность директора, который по существу и являлся президентом (не случайно в старых исторических сочинениях Дашкову часто именуют «председателем» Петербургской академии наук).