Адель Алексеева - Солнце в день морозный (Кустодиев)

После чая Кустодиев решил показать Блоку картину, которую он делал по заказу Нотгафта.

– Непременно хочу знать ваше мнение, - сказал Борис Михайлович.

Это были "Купчихи".

Блок смотрел долго. А потом заговорил о том, что символы неотделимы от искусства, что женщина - символ России. Но для разных художников это разная женщина. Например, у Андрея Белого Россию-женщину заколдовал злой колдун, механический колдун XX века. У Кустодиева эти женщины символизируют Россию радостную, праздничную, но не спит ли она в своем довольстве?

Под умный говор сказки чудной Уснуть красавице не трудно, - И затуманилась она, . ... Заспав надежды, думы, страсти...

Кустодиев слушал, удивляясь проницательности Блока.

Простились они тепло, каждый уносил в душе чувство радости и взаимного понимания.

...С первыми летними днями 1914 года семья художника уехала, как всегда, под Кинешму. С упоением писал там Кустодиев "Терем", пейзажи Костромской губернии, жатву в деревне, наслаждался миром и солнечным светом.

Был тихий летний полдень. Он лежал в гамаке, в тени берез, и мечтал о том, как осенью поедет в Москву, пойдет к Грабарю в Третьяковскую галерею посмотреть новую экспозицию, как встретится с Луж-ским в Художественном театре, побродит по москворецким улочкам, а там, глядишь, и зима. Снова берлинская клиника, хирург Оппенгейм, операция, и он сможет не только ходить с палочкой, но плавать и, как прежде, ходить на охоту.

Пахло мятой, цветами, малиновым вареньем и тем густым ароматом, что дают зрелые июльские травы.

Скрипел коростель. Жужжали осы. Все эти запахи и звуки, казалось, плавились в знойном июльском воздухе под солнцем.

Вдруг со стороны дороги послышался стук копыт, все нарастающий шум колес, и через минуту совсем близко промчалась бричка, в которой стоял в рост человек в картузе и кричал, повторяя одно слово: "Война, война! Война с германцами!"

Кустодиев вздрогнул.

Дети перестали качаться на качелях.

Собака с лаем бросилась за бричкой.

Через несколько дней Борис Михайлович писал в письмах:

"Как все это неожиданно и стремительно быстро произошло, и все и вся перевернуло вверх дном".

"Выбит из колеи всем этим. Работать не хочется, что делалось раньше с увлечением, теперь потеряло смысл".

"Здесь кругом стоит вой и рев бабий - берут запасных... Моего брата, видимо, возьмут, если уже не взяли, он в Петербурге инженером и недавно отбывал воинскую повинность".

"Очень хочется ехать в город отсюда, все-таки ближе к большой жизни жить теперь в деревне и вести растительно-созерцательную жизнь как-то стыдно".

Когда он приехал в Москву, на улицах проходили манифестации. Пришло известие о победах наших войск на галицийском фронте, В церквах пели с амвона, слазили царя. Кричали о "всеславянском братстве".

А в это время брат Михаил, которого взяли в армию, писал о беспорядках на фронте. В газетах печатались списки убитых.

Смутно было на душе у Бориса Михайловича. Сразу заныли старые раны. В голове громоздились мысли о смертельной опасности для брата, о бедствиях всего народа. И все эти мысли завершала одна, очень личная: "Итак, я отрезан от единственного человека, который может меня спасти..." Немецкий профессор из берлинской клиники был недосягаем, через границу проходил фронт.

Женщина над Волгой

Он сидел на высоком берегу Волги, там, где вливается в нее Ока и на десятки верст открываются широченные русские дали. И делал набросок в альбоме.

Внизу шумела нижегородская ярмарка. Залиты солнцем деревянные ряды оглобли, дуги, колеса, посуда расписная, с золотом, прялки разные, корытца, вальки, матрешки...

Звенела бело-малиновая церковь купцов Строгановых. Там шло молебствие о русских воинах, проливающих кровь на войне с германцами.

Завтра Борис Михайлович напишет своему другу Нотгафту:

"На пароходе доехал только до Нижнего, дальше побоялся - ноги мои так себя неважно чувствовали, что не рискнул путешествовать с ними в таком виде и поехал назад... Пробыл один день в Нижнем и почти полдня просидел на берегу на бульваре... И совсем не еидно было, что где-то сейчас происходит война, жестокая, ужасная, - все так же лениво плыли белые облака и так же тихая река влекла на себе лодки и баржи, так же в церквах звонили в колокола".

Вот она, Волга! Здесь дышалось легко, ширилась грудь, и художник чувствовал волнение - предвестник вдохновения.

Кустодиев расположился в нелюдном месте. Он вообще любил путешествовать один, оставаясь наедине с дорожными впечатлениями; если знакомился, то лишь с интересным типажом, подходящей натурой.

Кто-то остановился за его спиной и смотрит в альбом. Зеваки сопровождают художников всюду, и обычно общение с ними ограничивается молчаливым разглядыванием. Однако на этот раз зритель оказался настолько разговорчивым, что ни сухие ответы, ни даже молчание художника не подействовали на него.

– Можно глянуть? - Не дождавшись ответа, паренек лет пятнадцати в хромовых сапогах спросил опять: - Аль нельзя?

– Да смотри, если что поймешь, - нехотя ответил художник.

– Бона какая река-то у вас похожая. Одним карандашиком, и все как есть тут. И пароходы, что тараканы, расползлись по ней...

Паренек, по всей вероятности, купеческий сын - хромовые сапоги, шелковая рубаха.

– Да, Нижний Новгород - красота, не чета нашему селу, - не умолкал парнишка. - Сами-то мы из ветлужских лесов, папаша мехами промышляют.

– Ну и что же, вы сюда меха привезли? - спросил Кустодиев.

– Да меха-то мехами. Папаша наш с братом приехали. Так, думаю я, они продали уже мехов-то целковых на пятьсот. А Дарья-то, это брательникова жена, подарков накупила - страсть! Парчи на сарафан, зонтик, кубового ситцу, козловые ботиночки да серьги еще... Ну и ярмарка, скажу я вам, в Нижнем. Папаша меня первый раз с собой взяли. Я так и ходил раскрывши рот...

Борису Михайловичу начинал нравиться этот парнишка.

– Гляньте, вон какая церковь-то. Смотришь - словно чай сладкий пьешь. А кресты у той церкви широкие, как ладони у великана.

Кустодиев ухмыльнулся в усы, удивляясь образному языку парнишки и внимательно вглядываясь в него:

– А знаешь ли ты, - сказал он, - что церковь эту построил Григорий Строганов еще при царе Петре? Приехал Петр, зашел помолиться в церковь и вдруг видит: Христос как две капли воды - Григорий Строганов. Рассердился царь, говорит: "Царь земной небесному царю только молится, а ты мне свою образину подсунул, не гость я у такого хозяина". Уехал и больше не захотел видеть Строганова.