Нина Соротокина - Принцессы Романовы: царские племянницы

Берхгольц сразу по приезде Екатерины Ивановны посетил Измайловское и отозвался о русском быте очень строго. Дворец грязный, меблирован плохо, а что совсем ужасно, так это фланирование тут и здесь тех самых странных, грязных, пропавших чесноком людей. Вот старик гусляр, который уселся удобно и затянул диковинные, ни на что не похожие песни. Екатерина Ивановна слушает его с удовольствием. Разве можно ее понять? Ведь уже жила и в Ростоке, и в Шверине, могла бы черпануть западной культуры. Тут же шуты, скоморохи, какая-то старуха в отрепье, босая, нечесаная, исполняет странный, явно неприличный танец, а Екатерина Ивановна знай смеется громко, явно приглашая голштинцев разделить ее веселье.

24 ноября 1722 года в здании Сената отмечали день ангела императрицы Екатерины Алексеевны и герцогини Екатерины Ивановны. Знатная была пирушка! Екатерина Ивановна была в центре внимания. Кормили изрядно, и если бы не чесночный и луковый дух, так любимый русскими, то Берхгольц был бы доволен. Пили по обычаю очень много, а потом, хмельные, шумной компанией отправились в Измайлово.

В Измайлово все на скорую руку, да, комнаты неудобные, все спальни проходные, но гостям, как всегда, рады. Больная Прасковья Федоровна принимала гостей лежа в кровати, но тем не менее весело осушила за компанию не одну чарку. Берхгольца всерьез занимают отношения Екатерины Ивановны и герцога Голштинского. Видно, он подметил в отношениях этих двоих взаимную симпатию и теперь ждет продолжения. И вот он приехал! Оказывается, Екатерина Ивановна уже приготовила герцогу подарок, который и преподносит торжественно. Это прекрасно сделанные четки, молодая хозяйка знает, что нужно дарить.

Ужин за длинным узким столом, все наскоро перекусили, чем Бог послал, вина, по обыкновению, плохие. А дальше танцы, танцы до упаду!

Между делом Берхгольц замечает, что между Екатериной Ивановной и Басевичем, секретарем герцога Голштинского, возник горячий спор из-за ее далекого супруга, герцога Мекленбургского. Берхгольц предполагает, что Басевич придерживался справедливости, то есть активно порицал герцога за сумасбродства, а Екатерина Ивановна как могла защищала мужа. Бог весть, о чем там был спор. Вряд ли наша героиня, пребывая дома в веселой компании, так уж пеклась о репутации своего мужа. Хотя, кто знает, понять психологию герцогини, даже несчастливую в браке, нам не дано.

Прошло три дня, и бдительный Берхгольц обнаружил, что Екатерина Ивановна опять встретилась с герцогом Голштинским. На этот раз встреча произошла на обеде в доме у ее дядюшки, уже известного нам Василия Федоровича Салтыкова. Дом его, «деревянный, ветхий, весьма плохой», находился рядом с Немецкой слободой. Публика самая изысканная, тут и родня – семейство Ромодановских (сестра Прасковьи Федоровны была замужем за князем-кесарем), а также Головкины, Татищевы и прочие. На дворе пост, а за столом у дядюшки для мужчин подавали скоромные блюда.

7 декабря знатная попойка состоялась уже в Измайлове. Праздновали день рождения четырехлетней Анны, дочери герцога Мекленбургского. Все то же самое: вина скверные, кушанья приготовлены плохо, на стол поданы некрасиво. Герцог Голштинский танцевал с Екатериной Ивановной, весело было необычайно. Малютка Анна плясала наравне со всеми.

Список званых обедов можно продолжать, но описания их мало отличаются один от другого. Перейдем к театру, новому увлечению Екатерины Ивановны. Она стала театралкой в Европе и теперь в Измайлово решила использовать накопленный опыт. Сколько их потом было, этих театров, где актерами были крепостные! И среди приусадебных театров были поистине великолепные, вспомните Парашу Жемчугову в Останкино. А в Измайлово искусство это только зарождалось, и пьеса была наивной, и декорации убогими, и костюмы самые доморощенные. Об актерах и говорить нечего. Им непонятны и странны были барские забавы. Но ведь играли. Правда, заглавные роли исполняли фрейлины и придворные дамы. Обязанности режиссера, автора и распорядителя взяла на себя Екатерина Ивановна. Премьера… Сцена, занавес, зрители в креслах. Больную маменьку Прасковью Федоровну доставили на спектакль в кресле на колесиках.

Немцы тоже присутствовали на спектакле, но не поняли ни слова из русского текста. Берхгольцу было за что критиковать театр. Он не понял текста, но понял хозяйку дома, когда она, показав на актера, играющего царя, сказала насмешливо, что этот «царь» перед выходом на сцену получил двести палочных ударов. Актер был «холопом» Екатерины Ивановны. Думается, что Берхгольц или не понял или перепутал количество ударов, после двухсот палочных ударов сам на сцену не выйдешь – надобно будет нести. Кроме того, на каждом представлении Берхгольц нес материальные убытки. То у него табакерку украли прямо из кармана, то шелковый платок. Может, виновником кражи был как раз «сценический царь»? Но это не меняет дела, избитый холоп – это всегда отвратительно.

Только отпраздновали день рождения малютки Анны Карловны (или Леопольдовны, как зовут дочь герцога Мекленбургского по русской традиции), как пришло известие, что через несколько дней в старой столице будет царь. Возвращение Петра из Персидского похода ждали давно, но приезд его, как выпавший в ноябре снег, был все равно «неожиданностью». Поздно вечером в Измайлово на взмыленной лошади прискакал Берхгольц и объявил: «Государь в 15 верстах. Завтра будет здесь!»

Приезда царя страшились. Как обычно бывает, ближайшие сподвижники императора в его присутствии состояли друг с другом в отличных отношениях – все для благо отечества! Но стоило им остаться одним, «птенцы» тут же вцеплялись друг другу в глотку. Уезжая в Астрахань, Петр оставил «оком государевым» генерал-прокурора Павла Ягужинского. Его должны были слушаться все. Его и слушались, может быть, для виду, но каждый защищал свои интересы. В отсутствие Петра в Сенате произошла большая свара между знатнейшими тузами России – князем Меншиковым и бароном Шафировым. Оба вельможи имели великие заслуги перед государством, но «деньги не поделили». И разразилась великая брань. Партикулярные споры привели к ругани не только словесной, письменной, но и к драке. Приезд государя все должен был расставить по своим местам.

Петр въезжал в Москву с триумфом. Благо триумфальные ворота сохранились еще с прошлого года, народу на улицах было великое множество, у всех ворот шло угощение, пушки палили, колокола звенели. Народ кричал «ура!». Конечно, Екатерина Ивановна присутствовала на встрече государя, была она и на пиру, который состоялся в тот же вечер в Преображенской съезжей избе.

Москва пила неделю беспробудно. Государь был весел, и хотя дела государства требовали его участия, он находил время и для увеселения на ассамблеях, публичных маскарадах, балах, театральных представлениях и т. п. Не забыл государь и свою больную родственницу – царицу Прасковью Федоровну. Первый раз он приехал в Измайлово по-семейному, соболезнуя болезни невестки, поговорил пристойно, расспросил о новостях, пожелал доброго здравия, а второй раз явился уже для пирования со свитой. Прасковья Федоровна, несмотря на болезнь, составила обществу компанию. Это было приятно царю. Он всегда обходится с ней ласково, видно, Прасковья Федоровна во все время долгих их отношений умела угодить царю. Она поддерживала его во всех начинаниях. Кроме того, у нее был легкой характер, она ценила шутку, не было в ней боярской угрюмости и подобострастия. И хоть она не отказывала себе в удовольствии придерживаться старых обычаев и превратила дворец свой в странноприимный дом, который Петр за глаза называл прибежищем уродов, юродов и ханжей, он явно угадывал в ее поведении что-то новое, западное, европейское. Кто поймет старые русские обычаи? Самозванцу Дмитрию бояре не простили, что он ел телятину, пел и любил танцы. Смеяться тоже считалось зазорным. А в доме Прасковьи Федоровны при всем боголепии царил легкий дух.