Иван Феоктистов - Анекдоты и предания о Петре Великом

Возвратившись въ Москву, Петръ посѣтилъ Миллера, хвалилъ его заводы и между прочимъ спросилъ, по чемъ получаютъ у него рабочіе съ пуда выкованныхъ желѣзныхъ полосъ, и когда Миллеръ отвѣчалъ, что по алтыну, императоръ потребовалъ у него плату за выкованное имъ желѣзо. Миллеръ хотѣлъ было заплатить такому работнику по червонцу, но Петръ сказалъ, что онъ не лучше другихъ работалъ и потому не долженъ и получать дороже, — и дѣйствительно получилъ 18 алтынъ. На эти деньги онъ купилъ себѣ въ рядахъ башмаки, которые показывалъ потомъ приближеннымъ и говорилъ имъ:

— Вотъ башмаки, которые я выработалъ собственными руками! Я ихъ съ мозолями заслужилъ.

LIX.

Любимцы Петра.

Однажды въ присутствіи Петра зашелъ разговоръ о любимцѣ одного короля, имѣвшемъ при дворѣ такую власть, что могъ онъ все дѣлать, что ему было угодно.

— Такъ поэтому государствомъ правилъ онъ, а не король, — сказалъ на это Петръ. — Я благодарствую за такихъ любимцевъ! Моими любимцами всегда будутъ лишь тѣ, кои всѣхъ честнѣе, искуснѣе и отечеству полезнѣе.

LX.

Указъ о казнокрадахъ.

Ягужинскій, генералъ-прокуроръ Сената, разсказывалъ впослѣдствіи, что разъ, присутствуя въ Сенатѣ и слушая дѣла о различныхъ воровствахъ изъ казны, Петръ въ досадѣ поклялся истребить казнокрадовъ и, обратясь къ Ягужинскому, сказалъ:

— Павелъ Иванычъ! сей же часъ напиши отъ моего имени указъ во все государство такого содержанія, что если кто и настолько украдетъ, что можно купить веревку для петли, тотъ безъ дальняго слѣдствія повѣшенъ будетъ.

Ягужинскій взялъ уже было перо въ руки, чтобы исполнить данное приказаніе, но, остановившись, сказалъ:

— Подумайте, ваше величество, какія слѣдствія будетъ имѣть такой указъ!

— Пиши, какъ я тебѣ повелѣлъ, — прервалъ его разгнѣванный императоръ.

— Всемилостивѣйшій государь, — замѣтилъ на это съ улыбкою Ягужинскій, — неужели вы хотите остаться императоромъ одинъ, безъ служителей и подданныхъ? Мы всѣ воруемъ, съ тѣмъ только различіемъ, что одинъ воруетъ болѣе и примѣтнѣе, нежели другой.

Эти такъ кстати сказанныя слова произвели свое дѣйствіе: государь разсмѣялся и не сказалъ болѣе ни слова.

LXI.

Кунсткамера.

Кто не знаетъ «кунсткамеры», этой «чудесъ палаты», которую обезсмертилъ Крыловъ въ своей извѣстной баснѣ? «Палата» эта[58] основана Петромъ Великимъ и предназначалась для учреждаемой имъ Академіи наукъ[59]. Здѣсь были собраны Петромъ рѣдкія книги, атласы, рукописи, древнія монеты, медали, анатомическіе препараты и вообще различныя рѣдкости. Надзоръ за кунсткамерою былъ порученъ библіотекарю государя — Шумахеру. Петръ часто заходилъ сюда и считалъ за отдыхъ разсматриваніе собранныхъ здѣсь вещей.

Въ одно изъ такихъ посѣщеній, сопровождаемый генералъ-прокуроромъ Ягужинскимъ и нѣкоторыми другими липами, государь обратилъ ихъ особенное вниманіе на анатомическіе препараты, выясняя пользу такого собранія, ведущаго къ познанію устройства человѣческаго тѣла, особенно необходимому для врачей. Затѣмъ, обратясь къ Шумахеру, сказалъ:

— Такъ какъ все уже въ надлежащій порядокъ приведено и устроено, то съ сего времени я хочу всѣхъ, кто бы ни пришелъ, пускать сюда, вездѣ водить ихъ, все имъ показывать и объяснять.

Ягужинскій, осыпая похвалами такое распоряженіе, замѣтилъ только, что такъ какъ для храненія такихъ рѣдкостей требуются издержки, то необходимо, чтобы каждый посѣтитель кунсткамеры при входѣ опускалъ въ кружку по рублю или по два, и собираемая такимъ образомъ сумма пойдетъ не только на храненіе имѣющихся уже рѣдкостей, но и на пріобрѣтеніе новыхъ.

— Павелъ Иванычъ, гдѣ твой умъ? — возразилъ на это Петръ. — Ты судишь неправо, и предложеніе твое болѣе препятствовать будетъ, нежели споспѣшествовать моему намѣренію, ибо кто захочетъ мои рѣдкости видѣть, если долженъ будетъ платить за то деньги? Я лучше прикажу, чтобы не токмо даромъ каждаго пускали, но еще чтобъ во всякое время, если кто придетъ смотрѣть оныя, угощали на счетъ казенный чашкою кофе, рюмкою вина, чаркою водки или другими потчеваніями.

И тогда же опредѣлилъ на такія угощенія выдавать по 400 рублей ежегодно. Это угощеніе посѣтителей кунсткамеры сохранялось долгое время, и еще при императрицѣ Аннѣ Ивановнѣ существовало угощеніе кофеемъ, виномъ и закусками.

LXII.

Петръ на урокѣ у дочерей.

Петръ такъ заботился о развитіи образованности среди своихъ подданныхъ, а самому ему всегда приходилось сожалѣть о томъ, что самъ онъ былъ лишенъ въ дѣтствѣ правильнаго воспитанія. Императрица Елизавета разсказывала впослѣдствіи, что однажды отецъ, войдя въ комнату, гдѣ она занималась съ своею старшею сестрою Анною, засталъ ихъ читающими, подъ руководствомъ учительницы, книгу на французскомъ языкѣ — письма г-жи Ламбертъ. Отецъ приказалъ имъ перевести на русскій языкъ одну страницу и, когда онѣ это сдѣлали, сказалъ:

— Ахъ, какъ счастливы вы, дѣти мои, что васъ обучаютъ въ молодыхъ вашихъ лѣтахъ чтенію полезныхъ книгъ и столь хорошимъ упражненіямъ, чего я въ молодости совершенно былъ лишенъ,

LXIII.

Чѣмъ долженъ отличаться государь отъ подданныхъ.

Екатерина Алексѣевна, готовясь къ своей коронаціи[60], вышила серебромъ кафтанъ для мужа. Когда Петръ надѣлъ кафтанъ въ первый разъ, то она сказала:

— Ахъ, батюшка, какъ онъ къ тебѣ присталъ! Какъ бы я желала видѣть тебя и всегда такъ одѣтаго.

— Безразсудное желаніе! — замѣтилъ на это Петръ. — Ты, Катенька, того не представляешь, что всѣ подобныя издержки не только что излишни и отяготительны моему народу, но что за таковое недостойное употребленіе денегъ народныхъ еще и отвѣчать я буду Богу, вѣдая притомъ, что государь долженъ отличаться отъ подданныхъ не щегольствомъ и пышностью, а менѣе того роскошью, но неусыпнымъ ношеніемъ на себѣ бремени государственнаго и попеченіемъ о пользѣ и облегченіи подданныхъ. Къ тому же всѣ таковыя убранства только стѣсняютъ меня и вяжутъ мнѣ руки.

LXIV.

Подвигъ на Лахтѣ.

5 ноября 1724 года, проѣздомъ въ Систербекѣ[61] для осмотра тамошнихъ ружейныхъ заводовъ, Петръ вечеромъ присталъ къ Лахтѣ, чтобы, переночевавъ здѣсь, продолжать далѣе свой путь. Въ это время онъ увидѣлъ плывущій изъ Кронштадта ботъ съ солдатами, который, борясь съ сильнымъ противнымъ вѣтромъ, находился въ явной опасности и наконецъ былъ брошенъ на мель, съ которой уже не могъ сняться.