Зоя Кох - Вся жизнь в цирке

Спустя две недели после начала войны нас направили в распоряжение Свердловского цирка. Но взять с собой аппаратуру мы не смогли: транспорт был перегружен. Все пришлось оставить в Московском цирке.

Теперь мы выступали на манеже как акробатки. Но, к сожалению, номер, выглядевший со сцены очень эффектно, в условиях манежа оказался малоинтересным. Он начал нас тяготить. К счастью, через месяц мы получили свою аппаратуру и смогли работать на двойной проволоке.

На протяжении осени и зимы 1941 года вместе с иллюзионистом Кио мы объехали Урал и Сибирь, гастролировали в Нижнем Тагиле, Челябинске, Омске и в других городах. Художественным руководителем нашего коллектива был Э. Ф. Кио, мой муж — директором.

Работали очень напряженно: днем выступали в госпиталях и на заводах, вечером — в цирке. Многие артисты исполняли обязанности униформистов — не хватало людей, чтобы убирать манеж. Очень уставала наша младшая сестра, Клара. В первом отделении она выступала в музыкально-акробатическом номере Кухарж, во втором — на двойной проволоке, в третьем отделении ассистировала в аттракционе Кио.

Но в дни войны все советские люди работали с большим напряжением, делая все возможное для победы над врагом. И мы не сетовали на трудности нашей жизни.

Летом 1942 года во время гастролей в Куйбышеве меня и отца вызвали в Москву для обсуждения проекта нового номера. Вначале я ничего не понимала в этом проекте, и, когда нужно было дать согласие на участие в новом номере, я растерялась. Потребовалось вмешательство отца и моего мужа, заявивших, что вопрос уже решен и отступать поздно. Я лишь поняла, что аппарат будет напоминать семафор, и сострила — остается только надеть форму железнодорожников и показывать «Кохов-скую железную дорогу».

Вскоре мои сестры также были отозваны в Москву, где предполагалось изготовить и испробовать новую аппаратуру.

Еще в Куйбышеве отец и Папазов уточнили с двумя инженерами чертежи будущей аппаратуры. В короткий срок были сделаны расчеты. В Москве за изготовлением аппаратуры следил мой муж. Работа по конструированию аппарата проходила под контролем инженера Скворцова. Много полезных советов дали отец и Папазов.

Мы в это время работали в Московском цирке со старыми номерами, но на репетициях готовились к исполнению нового аттракциона, осваивая искусство канатоходцев. Нам никогда не приходилось владеть балансовым шестом, а без него немыслима работа канатоходца. Мы привыкли к исполнению трюков на туго натянутой неподвижной проволоке, и маленькое колебание выводило нас из равновесия.

В новом номере мы должны были исполнять сложные трюки на высоко установленном вращающемся аппарате, действительно внешне напоминающем гигантский семафор. Для этого нового номера многое даже нам, опытным цирковым артисткам, надо было освоить заново. Помогло то, что с самого детства на репетициях я пробовала себя в разных жанрах: ездила на лошади, влезала на верхушку перша, взбиралась на самые высокие трапеции. И только никогда не могла решиться войти в клетку ко львам или тиграм.

Однажды мне захотелось пройтись по канату. Забравшись на мостик артистов Свириных, я с большим трудом прошла по канату на противоположную сторону. Стыдно цирковой артистке сознаваться, но мне было страшно, пугало неумение владеть шестом, необходимость падать в сетку.

Теперь же мне предстояло работать в номере, требующем канатоходческого умения да еще на движущейся аппаратуре. Уже через несколько месяцев после начала репетиций Марта хорошо владела балансом, проносила партнеров, стоящих у нее руками на голове или же в стойке голова в голову. Клара научилась ездить по канату на велосипеде, и мы использовали это в работе. Я была по-прежнему верхней, поэтому меня больше носили и возили по канату.

Во время одной из репетиций я, проделывая у станка балетные движения, напевала модную песенку. Вдруг меня позвали к телефону, и я услышала голос начальника Главного управления цирками. Он предложил использовать мои балетные способности под куполом цирка на новом аппарате и одновременно исполнить там наверху какую-нибудь песенку. Мне понравилась эта мысль, и я обещала о ней подумать.

А через день я уже пробовала свой голос у преподавательницы пения К. А. Апухтиной. Никогда не думала, что занятия вокалом столь трудны и кропотливы, но желание постичь и это искусство было так огромно, что я начала усиленно заниматься.

Когда наш «семафор» был доставлен с завода в цирк, вся черновая работа была уже закончена, оставалось приступить к репетициям на аппарате.

Увидев «семафор» на манеже, мы были разочарованы. Артисты посмеивались над нами, шушукались. Действительно, аппарат выглядел громоздко и непривлекательно. Нашим первым испытателем всегда был Папазов. И на этот раз он прошел по узкому ребру «семафора», который вращался при помощи лебедки. Затем рискнула и я. Аппарат вибрировал, выбивая дорожку из-под ног; я чувствовала неустойчивость, о репетициях на нем трюков пока не могло быть и речи. Нужно было ослабить вибрацию. Когда все отрегулировали, мы по своей старой традиции стали репетировать в очень ранние часы — с шести до восьми утра, избегая присутствия других артистов.

Нам выдали специальные пропуска для свободного прохода по улицам в столь неурочный час. Шел 1943 год, и по Москве без пропусков ночью ходить не разрешалось.

Репетиции приносили много разочарований: пробуешь трюк на земле — получается, переносишь на канат — труднее, но все же осваиваешь его, начинаешь репетировать на аппарате в движении — и… полное разочарование — трюк не идет, а время и силы потрачены. Приходится искать новый трюк и начинать все сначала. Реже случалось обратное. Посмотришь на черновой набросок отца (а он имеет обыкновение зарисовывать и записывать свои мысли) — и не понимаешь, как можно сделать такой трюк на аппарате. Возражаешь, споришь до слез, а отец стоит на своем; начинаешь репетировать — и все удается как нельзя лучше. Так было, например, с балансом на узкой качающейся доске. Мы не представляли, что этот трюк может быть зрительно эффектным, и не могли понять, как узкая доска будет держаться на аппарате. Но стоило испробовать этот баланс один раз — и этот трюк пошел быстрее других. Правда, такие удачи бывали редко, как правило, каждый трюк требовал упорного труда.

Помню, сколько сил и терпения понадобилось Кларе, пока она научилась ездить на велосипеде по движущемуся ребру «семафора», тогда как по канату она ездила легко. А сколько артист, пока он репетирует, даже при самых благоприятных условиях, получает царапин, шишек и синяков, про это он только один знает.