Артур Сагадеев - Ибн-Сина (Авиценна)

Глава IV. ФИЗИКА

Основоположения науки о природе

Физика, или наука о природе, согласно Ибн-Сине, изучает явления, воспринимаемые чувствами и находящиеся в изменении т. е. «состояния, представление о которых неотделимо от материи». Этим она отличается от математики как науки «о тех состояниях, которые в бытии неотделимы от материи, но которые можно отделить в воображении» (3, 231–232). Под «природой», рассматриваемой в качестве предмета этой науки, Абу-Али разумеет не то, что он понимает под тем же термином, используемым в обычном для перипатетиков смысле, т. е. в смысле первого, ближайшего начала всякого сущностного движения и покоя (причем под движением здесь подразумевается любое изменение — перемещение, превращение, рост, уменьшение и т. д.). Сопоставляя науку о природе с метафизикой (наукой о «том, что после природы»), он замечает, что под словом «природа» в данном случае «разумеется не сила, выступающая началом движения и покоя, а совокупность тварных вещей, начиная с телесной материи, и эта сила, и эти акциденции» (8, 21).

Ближайшим предметом физики является естественное тело в той мере, в какой оно движется или покоится. Телу как таковому движение не присуще, потому что быть телом означает только то, что какая-то материя имеет три измерения определенной величины. Но помимо телесной формы[5] тела обладают субстанциальными формами, акциденциями и природами; природы могут и входить в форму в качестве ее элемента, и быть тождественны с ней (последнее наблюдается у четырех простых тел, или стихий). Силы, присущие телам по природе, Ибн-Сина делит на три вида: «К одному из них относятся действующие в телах силы, которые сохраняют у них такие их завершения, как фигуры, естественные местоположения и действия; если они теряют свои естественные местоположения, фигуры и состояния, то те возвращают их телам и закрепляют у них, препятствуя состоянию, им не соответствующему, без знания, размышления и избранной цели, но через принуждение. Эти силы называются „природой“. Они выступают в качестве сущностного начала сущностного движения, сущностного покоя и прочих завершений, свойственных телам самим по себе. Этой силы не лишено ни одно естественное тело. Ко второму виду относятся силы, осуществляющие в телах такие действия, как приведение в движение или в состояние покоя, сохранение вида и прочих их завершений, посредством органов и разнообразным способом. Одни из них совершают это без выбора и знания — такова растительная душа; другие же имеют способность совершать и прекращать действие, постигать подходящее и неподходящее — такова животная душа. К третьему виду относятся силы, совершающие подобные действия не с помощью органов и не разнообразными способами, а волей, руководствующейся единым законом, которую она не нарушает, — таковые называются „душой небесной сферы“» (11, 100–101).

Движение бывает лишь в отношении акциденций; в отношении же субстанции речь может идти только о возникновении или уничтожении. В возникновении естественного тела участвуют три принципа: форма, материя и небытие — но не абсолютное небытие, а то, которое у Аристотеля именуется «лишенностью». Небытие здесь выступает в качестве акцидентального начала, поскольку возникающее возникает не в той мере, в какой это небытие существует, а в той, в какой оно устраняется. В строгом же смысле небытие как лишенность не является ни сущим, ни несущим; это — отсутствие сущности, которая, однако, существует потенциально. Ибо началом для возникающего предмета служит не всякое небытие, а то, которое находится в сочетании с потенцией, возможностью его возникновения. Допустим, для возникновения меча началом будет не то небытие, которое заключено в куске шерсти, а то, которое имеется в бруске железа. Материя, в которой есть это небытие, называется «первоматерией»; если же в иен есть определенная форма, то ее называют «субстратом». Поэтому можно сказать, что такая материя есть первоматерия для несуществующей формы, которая находится в потенциальном состоянии, и субстрат для существующей формы, которая находится в актуальном состоянии.

Материя и форма — внутренние причины существования вещей. К внешним же причинам относятся действующая и целевая, причем последняя толкуется как причина, в силу которой «природа не делает ничего напрасно». Целевая причина проявляет себя, например, в том, что из ячменного зерна прорастает именно ячменный, а не, допустим, пшеничный колос. Но действие не поддающихся учету опосредствующих причин и условий «в виде конечного итога и порождения» может привести, например, к тому, что у человека вырастет на руке не пять, а шесть пальцев. Подобные явления встречаются, но они очень редки и составляют исключение из общего правила, согласно которому «все естественные вещи в бытии влекомы к какой-то цели и к какому-то благу», «имеют мудрый порядок, и в них нет ничего бессмысленного и бесполезного» (там же, 102). Следует отметить, что в свете современной науки понятие целевой причины уже не обязательно представляется неоправданной уступкой телеологизму и таким наивным, каким оно казалось поборникам механической науки Нового времени.

Образец практического применения Ибн-Синой Аристотелева учения о четырех причинах и естественных науках можно найти в его «Каноне врачебной науки», где материальные причины обозначают «состояние и изменения органов, пневмы, соков и более отдаленных составных частей их — элементов», действующие — «всевозможные внешние и внутренние факторы, „которые изменяют состояние тела человека или сохраняют его неизменным“, — климат, пищу и питье, жилище, „телесные и душевные движения и покой“, возраст, пол, ремесло и т. п.», формальные — «функциональные („силы“) и органические („сочетания“) изменения, связанные с состоянием или изменениями мизаджа (смеси содержащихся в теле „соков“ — крови, желтой желчи, слизи и черной желчи. — А. С.)», целевые — «состояние функции („действия“) органов, связанное с „силами“ и их „носителями“ — пневмой» (46, 180–181). Плодотворность использования этого учения в медицине явствует из того, что в отличие от своих предшественников, вслед за Гиппократом считавших болезнь результатом действия на человеческий организм тех или иных внешних агентов, Ибн-Сина «стал различать наряду с внешними и внутренние причины происхождения болезней и тем предвосхитил последующие открытия, поставившие медицину на объективную научную основу» (там же, 181).

Что касается движения, то Абу-Али толкует его, подобно Аристотелю, в самом широком смысле — как изменение любого вида. «„Движение“, — пишет Ибн-Сина, — говорится о таком постепенном изменении устойчивого состояния в теле, которое имеет направленность к какому-то нечто. Достижение этого нечто через движение бывает потенциальным, а не актуальным. Это состояние должно претерпевать уменьшение и увеличение, так как то, из чего оно постепенно выходит, имея направленность к какому-то нечто, остается до тех пор, пока выхождение из него не завершится полностью, — в противном случае выхождение из него было бы мгновенным… Поэтому говорится: движение есть действие и первое завершение вещи, находящейся в потенциальном состоянии, в отношении того, что она имеет потенциально» (там же, 105). Так, тело, находящееся в каком-то одном месте актуально, а в каком-то другом — потенциально, в потенции является движущимся и в потенции же достигающим постольку, поскольку оно покоится в первом месте; когда же оно приходит в движение, в нем образуется первое завершение, или энтелехия, и действие, благодаря которому оно получает второе завершение и действие, заключающееся в достижении второго места («действие» здесь обозначает акт, т. е. актуальное состояние). Таким образом, движение, будучи первым завершением потенциального как такового, длится во времени, отделяющем чистую потенциальность от чистой актуальности. Этим своим свойством движение (изменение) отличается от возникновения и уничтожения, кои осуществляются мгновенно — ведь субстанции не свойственно быть в движении, в каком-то отношении увеличиваться или уменьшаться, ибо все эти изменения происходят не в ней самой, а в ее акциденциях.