Марлена Зимна - Высоцкий — две или три вещи, которые я о нем знаю

Лично я против введения в поэзии разного рода классификаций, против навешивания бирок отдельным поэтам, это приводит к возникновению чего-то похожего на рейтинг, что ничего общего с искусством не имеет.

Однако, должна признать, что классификация Владимира Тучина обладает определенной логикой. Если за роль, какую тот или иной поэт сыграл в литературе, принять общественный резонанс, популярность и «живость» текста (каким способом он действует на сознание читателей, как часто цитируется, как часто читатели находят в нем созвучие с реальностями времен для них современных), тогда вынуждены будем за выдающихся признать по существу целую плеяду поэтов — от Ахматовой до Пастернака (и сотню других); за великих поэтов, славу и всенародную любовь к которым никто не имеет права оспаривать, — только Лермонтова и Есенина. Поэтов-гениев, вне всякого рода классификаций, которые, без сомнения, идут вне всяких перечней и списков как любимые поэты, поэтов, почти соприкасающихся со своего рода божественным, по существу, кроме Пушкина и Высоцкого назвать трудно. Кстати говоря, помню, как в 1988 году, на 50-летие со дня рождения Высоцкого Россию захлестнул шквал публикаций в его честь. Многие литературоведы и пушкиноведы обращали внимание на то, что даже Пушкин не дождался такой лавины рецензий, трудов, заседаний, статей, воспоминаний, передач, программ, мероприятий…

Актриса Татьяна Васильева интересно сформулировала свое мнение на тему параллели Пушкин — Высоцкий: «Похожи друг на друга. Талантом, темпераментом, отношением к жизни. Похожи! Пушкина, конечно, реже сегодня вспоминают! Правда, и жил он в давние времена, хотя на протяжении многих лет публиковали его литературные произведения сотни раз; в институтах, в начальных и средних школах изучали в рамках обязательных программ. Одним словом, культивировали. Но вспоминают его реже. Как бы реже. Однако Пушкин всегда с нами. Нет уже бума, потому что бум длится недолго, как истерия, массовое помешательство. Но это отнюдь не означает, что он утратил для нас свою актуальность. Такой же поворот событий становится и уделом Высоцкого. Прошел период бума. Высоцкий переместился во времени и пространстве. И наше восприятие его творчества становится все более серьезным, все более глубоким. Мы перестали принимать его только эмоционально, до нашего сознания доходит значение Высоцкого, смысл его жизни. Его феномен развивается, потому что мы наконец-то в него вчитываемся. Это великий процесс».

«МНЕ ЕСТЬ ЧТО СПЕТЬ, ПРЕДСТАВ ПЕРЕД ВСЕВЫШНИМ…»

Был ли Высоцкий верующим человеком? Этот вопрос задают себе многие высоцковеды и поклонники творчества поэта.

Если верить категоричным оценкам Марины Влади, следовало бы сказать, что нет. Вдова поэта весьма однозначно и без тени сомнения пишет в своей книге, что для него «все кончилось вместе с последним вздохом», не верил он — по ее мнению — ни в загробную жизнь, ни в существование Творца. Много раз возвращается Марина Влади к забавному, опять же по ее мнению, поведению поэта в местах религиозного культа или же по отношению к духовным лицам (например, в армянской церкви и у индийского монаха). При случае достается от нее и русской православной церкви, которую Марина Влади считает чересчур театральной (!). Трудно согласиться с гипотезами звезды французского кино, не говоря уже о ее неуважении к религиозным чувствам и традициям русских людей. Трудно также поверить и в то, что человек, так часто обращающийся в своем творчестве к Богу, не уверовал в его существование. Образ или тема Всевышнего встречаются в известных стихотворениях Высоцкого, таких как «Кони привередливые», «Райские яблоки», «Купола», «История болезни» или «И снизу лед и сверху — маюсь я между». Именно в этом последнем стихотворении (посвященном Марине Влади) поэт пишет:

Мне меньше полувека — сорок с лишним, —Я жив, тобой и Господом храним.Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,Мне будет чем ответить перед ним.

Вдова поэта утверждает, что в ее разговорах с Высоцким тема смерти и все, что ее касалось, всегда было объектом насмешек. Пожалуй, только это она считает доказательством того, что поэт не был верующим. Однако многие его друзья имеют противоположное мнение. Борис Хмельницкий — актер Театра на Таганке — вспоминает: «Володя был верующим человеком и как каждый христианин умел прощать. Также и в отношении закулисных интриг».

Нельзя исключить, что разница в оценках является следствием перемен, которые произошли в сознании Высоцкого в отношении религии и веры. С этой точки зрения, Высоцкий конца 70-х уже не тот Высоцкий, который несколькими годами раньше написал шуточную «Песню плотника Иосифа, девы Марии и Святого Духа».

В детстве и ранней молодости поэт, по существу, мог быть человеком, отвергающим религию, что являлось одним из проявлений его жизненной активности. Это могло быть и результатом воспитания, ибо отец Высоцкого — профессиональный военный: хорошо известно, что это значило в то время.

О религиозности Высоцкого — уже как зрелого мужчины — указывает, однако, твердое намерение повенчаться в церкви с Оксаной — возлюбленной поэта. Трудно поверить в то, что он, не будучи верующим, решился на такой шаг. И уже окончательно исключает всякие сомнения недавно опубликованная фотография артиста во время его пребывания в США. Это было в 1979 году. На снимке четко видно, что у Высоцкого на шее висит крестик.

«Я ВСТАЛ ГОРОЙ ЗА ГОРЦЕВ…»

4 октября 1978 года Владимир Высоцкий выступил на республиканском телевидении в столице Чечни — Грозном.

Постановщики программы с его участием решили не подготавливать по этому случаю какую-то специальную сценографию, значительно экономя в средствах. Согласно их замыслу артист должен был выступать на фоне установленной за его плечами декоративной решетки. Когда Высоцкий пришел в студию и увидел приготовленное для него место, устремив взгляд на решетку, спросил: «А это что? Намек?». Действительно, опасность угодить за тюремную решетку преследовала его во все зрелые годы. Он представлял серьезную угрозу для властей. Но поэта не осмеливались арестовать (хоть и многократно намеревались сделать это) только благодаря небывалой популярности. Для миллионов жителей СССР он был таким авторитетом, что каждый из них мог бы выполнить его волю, если бы только Высоцкий пожелал что-нибудь. Одна из поклонниц Высоцкого призналась журналистам: «Он много для нас значил, и если бы только на каком-то из своих концертов сказал, что мы должны приехать в тот или иной город, бороться с властями или строить баррикады, сделали бы это, не моргнув глазом. Он имел необычайную, прямо гипнотическую силу воздействия на людей. Но он был поэтом и не хотел уничтожать и крушить, а хотел творить». Творческой смелости Высоцкого и ее потенциальных последствий боялись даже его самые близкие. Вот пример тому. В 1979 году поэт с большой болью принял известие о советской интервенции в Афганистане. Писала об этом Марина Влади, рассказал о реакции Высоцкого на эти события Михаил Шемякин. Подтвердил и Валерий Янклович: «Когда он узнал о вторжении наших войск в Афганистан, просто сломался. Напился. И все время повторял: «Это невозможно!». Мы все сильно переживали это, нам было стыдно. Но Володя воспринял все как личную драму». Именно поэтому близкие поэта боялись, что если на каком-нибудь официальном или неофициальном выступлении он выскажется по данному поводу, власти могут ему этого не простить. Михаил Шемякин вспоминает: «Это было в Париже, такой домашний концерт. Володя спел песню. В ней речь шла о Папе Римском, о его путешествиях, про которые летчик говорит, что они небезопасны, а Папа отвечает: