Матвей Песковский - Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность

К этому нужно еще прибавить, что в 1873 году барону Корфу была присуждена золотая медаль за его литературную и непосредственную деятельность по народному образованию. Таким образом, в общей совокупности приведенных фактов нельзя не прийти к выводу, что недостойные выходки землевладельцев Александровского уезда способствовали лишь еще большему возвышению барона Корфа в глазах общества, и он получил самое полное нравственное удовлетворение. Значит, со стороны неблагоприятного выборного эпизода не могло быть препятствий к продолжению бароном Корфом земской службы.

Точно так же ошибочно думают некоторые, будто бы одним из главных препятствий в этом отношении было изменение территориальных границ между Александровским и Мариупольским уездами. Положим, в письме из Женевы от 4 июня 1873 года барон Корф действительно говорит: «В настоящее время я уже отрезанный ломоть от того дела, на которое пошли лучшие годы моей жизни: новые границы уезда лишили меня официального голоса в Александровском уезде». Но в этом же письме он прибавляет далее, что «различные обстоятельства побудили меня служить родному школьному делу только путем печати». Если знать ход школьного законодательства и печатные труды барона Корфа, то «обстоятельства», на которые он ссылается, будут понятны сами собою. Разъяснить их в высшей степени необходимо, так как такой почтенный земский деятель, как Гнедин, один из лучших и деятельнейших сподвижников Корфа по народному образованию в Александровском уезде, очень грубо ошибся в отношении истинных мотивов отказа барона Корфа, сказав в своих «Воспоминаниях», законченных еще в 1879 году, следующее:

«Своим отказом Корф оскорбил как общество, избравшее его, так и самое дело, которому он служил. Если можно оправдать отказ Корфа, то разве тем, что забаллотировка сильно потрясла его нервы и способствовала развитию его болезни – образованию желчных камней. Но это стало известно только впоследствии, вначале же его отказ фраппировал всех благомыслящих людей, и даже друзья Корфа не находили оправдания его поступку».

Но если друзья были так ненаходчивы в «оправдании», то, повторяем, обстоятельства дают Корфу не только самое полное и блестящее оправдание, но даже и одобрение. Вот сущность дела.

«Положением о народных училищах» 14 июня 1864 года земским учреждениям была предоставлена полная самостоятельность в деле народного образования, так что даже выбор председателей училищных советов был предоставлен земским собраниям. Эта благоразумная децентрализация распорядительно-исполнительной власти дала возможность к проявлению на местах частного и общественного почина и самодеятельности в области народного образования, благодаря чему последнее и начало постепенно выходить в земских губерниях из состояния летаргии. Только в силу предоставленной земству самостоятельности барон Корф, не принадлежа к патентованным педагогам, оставаясь простым земским деятелем, мог выступить в роли организатора разумной народной школы и дать толчок этому делу на всю империю. Но затем обстоятельства круто изменились. В начале 70-х годов последовала инструкция инспекторам народных училищ как обязательное для всех распоряжение. Инструкция эта коренным образом изменяла весь порядок открытия народных школ, заведования и руководства ими, как это было установлено «Положением» 14 июня 1864 года. Строго говоря, за земством оставалось только право ассигнования денег, забота о помещении, отоплении и освещении школ, без всякого контроля учебно-воспитательной деятельности в них, без права влиятельного голоса в выборе, назначении и увольнении педагогического персонала народных школ.

Барон Корф первым почувствовал на себе последствия нового порядка вещей. В инструкции, например, в отношении съездов, говорится: «В случае учреждения съездов народных учителей на инспектора возлагается как наблюдение за их действиями, так и сообщение им надлежащих советов, указаний и наставлений». Руководствуясь буквой инструкции, администрация Одесского учебного округа не разрешила в 1871 году барону Корфу руководить съездом народных учителей Александровского уезда. Таким образом, то самое лицо, которое впервые пропагандировало в России идею съездов и практически осуществило их, годичные «Отчеты» которого, а также и инструкции народным учителям печатались на страницах «Журнала министерства народного просвещения», – это лицо оказалось бесправным в деле, созданном его умом и энергией, с громадной пользой и славой руководимом им в течение целого ряда лет. Как бы для наглядного подтверждения несправедливости такого порядка дела произошел следующий фатальный случай. Съезд, долженствовавший состояться в Александровском уезде под руководством народного инспектора, не мог состояться по причине его смерти. И барон Корф, самостоятельно, в силу полномочий земства созывавший прежде съезды местных народных учителей, теперь уже не имел права сделать этого ввиду инструкции, так как он был не инспектором народных училищ, а только членом училищного совета, хотя в этой скромной роли он, можно сказать, руководил народным образованием во всей империи, и к нему приезжали учиться не только инспекторы народных училищ, но и лица, руководившие обучением и воспитанием народных учителей.

Со вступлением в силу инструкции инспекторам народных училищ у барона Корфа выпало из рук живое дело народного образования, в смысле непосредственного служения, которому он отдавался беззаветно, с таким самоотвержением. В роли простого земского деятеля, т. е. члена училищного совета, за ним согласно «Положению о народных училищах» оставалось право «наблюдения за преподаванием»; но, по инструкции инспекторам, «все преподаватели народных училищ состоят в учебном отношении под ближайшим надзором инспектора», которому вдобавок предоставлена также полная власть в отношении определения, перемещения и увольнения народных учителей. Понятно поэтому, что как бы ни «наблюдал за преподаванием» член училищного совета, но каждый из учителей будет рабски послушен тому, что прикажет ему инспектор.

Все это было разъяснено в свое время бароном Корфом в периодической печати, в статьях «Об инспекции народных училищ» и «Учительские съезды», которые и вошли в книгу его «Наше школьное дело». Заглянув в эти статьи, полные жизненного интереса и значения вплоть до наших дней, каждый легко может убедиться, что еще задолго до баллотировочного эпизода барон Корф совершенно ясно понимал критическое положение своей земской деятельности по народному образованию. Хотя первоначальное «Положение о народных училищах» и оставалось неотмененным, но уже недоставало, так сказать, физического места для проявления земской деятельности барона Корфа в фактически существовавших прежде ее размерах. В деле, самостоятельно созданном, направляемом и руководимом, ему приходилось смотреть из чужих рук, занять положение зависимое, подневольное, быть в роли опекаемого, испрашивать разрешений.