Борис Соколов - Три любви Михаила Булгакова

Что и говорить, основания для ревности Булгаков давал, и знакомых женщин в Москве в те годы у него было много. Тут и машинистка И.С. Раабен, печатавшая «Белую гвардию» и другие произведения, и, по свидетельству Т.Н. Лаппа, появившаяся в Москве владикавказская знакомая Лариса, бывшая жена генерала Гаврилова. Ухаживал Булгаков, по словам Татьяны Николаевны, и за женой их московского знакомого адвоката Владимира Коморского Зиной. В очерке «Москва 20-х годов», появившемся 27 мая и 12 июня 1924 года в «Накануне», писатель посвятил ей целый гимн: «…Зина чудно устроилась. Каким-то образом в гуще Москвы не квартирка, а бонбоньерка в три комнаты. Ванна; телефончик, муж. Манюшка готовит котлеты на газовой плите, а у Манюшки еще отдельная комнатка… Ах, Зина, Зина! Не будь ты уже замужем, я бы женился на тебе. Женился бы, как Бог свят, и женился бы за телефончик и за винты газовой плиты, и никакими силами меня не выдрали бы из квартиры. Зина, ты орел, а не женщина!» Конечно, инициатором и виновником разрыва с Тасей был Михаил, и со стороны строгих ревнителей морали он заслуживал осуждения. Тем более что Татьяна Николаевна осталась без профессии и практически без средств к существованию. Уже после расставания Булгаков, по словам Т.Н. Лаппа, не раз говорил ей: «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает».

В богемной среде, куда все более втягивался Булгаков, на узы брака смотрели легко, мало кто из знакомых был женат только один раз. И Михаил Афанасьевич с удовольствием последовал принятым в этой среде правилам.

Дальнейшая жизнь Татьяны Николаевны без Булгакова была небогата событиями. После развода она устроилась на курсы машинисток, однако вынуждена была оставить это занятие из-за сильных головных болей, затем училась на курсах кройки и шитья. В 1927 году, чтобы получить профсоюзный билет, она даже работала на стройке разнорабочей. Булгаков время от времени помогал бывшей жене материально, пока сам не оказался в стесненных материальных обстоятельствах после снятия со сцены всех его пьес.

Т.Н. Лаппа свидетельствовала: «После развода и переезда Михаил стал подыскивать где-нибудь помещение для жилья, потому что часто приходила Белозерская, ей даже пытались звонить по нашему телефону, и я запротестовала. Какое-то время он жил с ней у Нади на Большой Никитской. Она там по объявлению взяла заведование школой, и там они с месяц жили. Потом там, наверно, нельзя было уже, и он вернулся в квартиру 34. А в ноябре уже совсем уехал. Приехал на подводе, взял только книги, и теткины тоже… ну, какие-то там мелочи еще. Я ему помогала все уложить, вниз относить, а потом он попросил у меня золотую браслетку. Но я не дала ему». А на вопрос интервьюера Л.К. Паршина: «Как же он без браслетки-то?», – жестко ответила: «Ну что ж, будет знать, как шастать». Чувствуется, что измену с Любовью Евгеньевной Татьяна Николаевна ему не простила до конца своих дней.

После развода Булгаков иногда навещал Тасю. Так, в 1930 году, после памятного разговора со Сталиным, он, по воспоминаниям Татьяны Николаевны, изложил ей содержание беседы с диктатором: «Я просил, чтобы меня отпустили за границу. Но Сталин сказал: «Отпустить мы вас не можем, а что вы можете делать здесь?» Тогда я сказал: «Пусть меня возьмут работать во МХАТ». Булгаков предположил, что теперь его дела пойдут лучше, – и не ошибся, поскольку получил хотя бы гарантированный заработок. Отметим, что в отличие от версий разговора Булгаков – Сталин, излагаемых второй и третьей женами писателя – Л.Е. Белозерской и Е.С. Булгаковой, в изложении Т.Н. Лаппа не Булгаков отказался от предложения Сталина уехать за границу, а наоборот, Сталин не разрешил Булгакову эмигрировать.

После получения профсоюзного билета Т.Н. Лаппа работала в регистратуре поликлиники. В 1933 году она сошлась с братом бывшего друга Булгакова Ивана Павловича Крешкова Александром Павловичем, учившимся в Москве в мединституте, и в 1936 году уехала с ним в город Черемхово Иркутской области, где А.П. Крешков работал педиатром (их брак так и не был зарегистрирован, но в СССР вплоть до 1944 года фактический брак признавался наравне с зарегистрированным).

Интересно, что, судя по всему, добрые чувства и даже любовь к Булгакову Тася сохранила до самого конца. Татьяна Николаевна признавалась: «Второй муж Крешков ревновал меня к Булгакову; порвал его рукописи, кричал: «Ты его до сих пор любишь!»… Однажды, когда я ездила к сестре, Крешков открыл стол и все, что было связано с Булгаковым, уничтожил. Документы, фотографии… все».

Перед смертью Булгаков хотел повидать Тасю, но ее тогда уже не было в Москве, о чем он не знал, ибо давно оборвал с ней все связи. Друг Булгакова драматург и журналист С.А. Ермолинский вспоминал: «Мой бедный Миша! Он как-то лишь мельком обмолвился об этом, уклоняясь от дальнейших расспросов о Татьяне Николаевне. Но я убежден, она продолжала жить в нем потаенно – где-то в глубине, на дне его совести – и как ушедшая первая любовь, очищенная в воспоминаниях, и как укор, который в предсмертные дни не мог не обостриться. Поэтому он и попросил Лелю (младшую сестру Елену Афанасьевну Светлаеву (Булгакову). – Б. С.) найти ее (Тасю, назвал он ее, как называл раньше). Он ждал ее, мучаясь и стыдясь, плохо скрывая это от нас.

Не знаю, пришла бы она, если бы была в эти дни в Москве? Она исчезла из его жизни незаметно и никогда, ни единым словом не напоминала о себе. Он так и не узнал, где она и что с ней.

Ее обида была горше обыкновенной женской обиды, а гордость – выше всякого тщеславия. Впоследствии, когда возник шум вокруг его имени, он словно не коснулся ее. И о ней, о Т.Н. Лаппа, ровным счетом ничего не было известно. Лишь в начале 80-х годов я узнал, что она живет в Туапсе, у нее другая фамилия – Кисельгоф, она овдовела, живет одна, получает крохотную пенсию, ей 90 лет. Я написал ей письмо. В этом письме я рассказал о ее совместной жизни с Булгаковым так, как я ее «вычислил» – все двенадцать лет. Упомянул, что Миша мало и неохотно рассказывал о ней. Не забыв и о злосчастном посвящении «Белой гвардии» (роман первоначально был посвящен Тасе, а вышел с посвящением Л.Е. Белозерской. – Б. С.), и, конечно же, написал о Леле, которую умирающий Миша просил во что бы то ни стало найти ее. Словом, я приложил к письму все, что было написано о ней в «Записках о Булгакове», включенных в готовящийся к печати мой однотомник. Я просил Татьяну Николаевну, не стесняясь, вычеркивать, что ей не нравится или покажется бестактным.

Она тотчас ответила мне. Письмо датировано 25 июня 1981 года. Оно написано твердым, аккуратным почерком на листке бумаги в школьную клеточку.

«Уважаемый Сергей Александрович, – писала она, – спасибо за столь теплое письмо. Конечно, факты, изложенные Вами в письме, все верны. О том, что Миша хотел меня видеть, я знаю. Почему он обо мне мало рассказывал? Ясно почему. Вы поразительно и без моих объяснений догадались. Я у него была первая сильная и настоящая любовь (на склоне лет уже можно обо всем сказать). Нас с ним связывала удивительная юность. Но почему Вы столько лет не заинтересовались моей скромной личностью и только сейчас написали мне такое письмо? Может быть, если бы я такое послание получила раньше, я бы могла Вам многое рассказать. Теперь поздно. Посылаю Вам свое фото (такой я была в первые годы совместной жизни с Мих. Аф.). Еще раз спасибо за письмо.