Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

«Я набросился на парня и вытолкал его из лифта, — вспоминает Ричардсон. — После того как все вышли, я остался один с девушкой. Когда она наконец вытерла слезы, мы уже оказались с ней вдвоем у выхода».

На улице шел снег, и спустя двадцать минут, оставив тщетные попытки поймать для Грейс такси, чтобы она могла вернуться к себе в «Барбизонку», Ричардсон предложил отогреться в расположенной по соседству русской чайной. «На ее ресницах блестел иней, — вспоминает Ричардсон. — Затем она пошла в уборную, чтобы высушить волосы, и когда вернулась, то уже сняла платок. Вот тогда-то я и разглядел, что на самом деле она гораздо симпатичнее, чем мне показалось в лифте».

После второй мировой войны русская чайная все еще сохраняла за собой репутацию богемного заведения. Здесь можно было недорого перекусить или же при желании растянуть одну чашку чая на несколько часов. Однако, когда к их столику подошел официант, Ричардсон, к своему ужасу, обнаружил, что у него в кармане всего несколько центов. Им с Грейс снова пришлось выйти под снегопад и ловить такси. На улице Грейс сначала шмыгала носом, а потом и совсем расчихалась — весь ее вид говорил о том, что у нее начинается сильная простуда.

«Грейс никогда не была великой актрисой, — говорит теперь Ричардсон. — Я был ее учителем, поэтому кому это знать, как не мне. Однако она обладала рядом на удивление выигрышных качеств, и одно из них заключалось в ее умении вызвать у людей сочувствие и желание помочь. Подчас Грейс казалась совершенно беспомощной и трогательной, и у вас создавалось впечатление, что стоит ее оставить одну, как она обязательно умрет. Ей просто не выдержать таких мук. Видя, как она чихает и шмыгает носом, я проникся к бедняжке какой-то особой теплотой — вы не поверите, но в этой тяге не было ничего приземленного».

А так как такси, как назло, нигде не было видно, Ричардсон предложил альтернативу: доехать на автобусе до Тридцать третьей улицы, где он жил. Там он возьмет немного денег, а затем они вдвоем отправятся куда-нибудь, чтобы съесть по гамбургеру. Ричардсон жил в небольшой нетопленной квартире, в старом, обшарпанном доме. Большинство из прилегающих к нему магазинчиков принадлежали армянам, торговцам коврами, и Ричардсон, чтобы обогреть свое убогое жилище, имел привычку собирать ящики, которые торговцы выбрасывали прямо на улицу. Грейс вместе со своим наставником принялись за сбор топлива; так они и брели вдвоем, уходя все дальше от Бродвея.

«Представьте себе хорошенькую девушку в пальто из верблюжьей шерсти, которая наклоняется, чтобы вытащить из-под снега фанерный ящик, — вспоминает он. — Вот уж действительно богема!»

Парочка поднялась в промерзшую квартиру с голыми стенами, где не попадал зуб на зуб, и Ричардсон, опустившись на колени, принялся разводить огонь. «Вскоре я разжег камин, — вспоминает он, — и пошел сварить кофе. Когда я вернулся в комнату, Грейс уже ждала меня на раскладушке. Она сняла с себя всю одежду и подтянула мою походную постель поближе к огню. Я никогда не видел ничего более прекрасного. Собственно, вся прелесть момента заключалась именно в его неожиданности. Никакого флирта. Внезапно нам обоим нестерпимо захотелось друг друга, словно мы оказались одни на необитаемом острове. Мы легли в постель, и затем, когда я пришел в себя после этого чуда, я никак не мог поверить в случившееся. Рядом со мной лежало создание неземной красоты».

С того момента, как Ричардсон заметил Грейс в лифте, он между делом придирчиво изучал ее внешность наметанным глазом профессионала. Овал лица, по его мнению, был очерчен слишком сильно и резко, а нос немного коротковат. Однако неожиданно для себя преподаватель актерского мастерства поддался любовным чарам.

«У нее было потрясающее тело. Она казалась мне чем-то вроде роденовской статуи. Прекрасная, нежная фигурка: небольшая грудь, узкие бедра и какая-то полупрозрачная кожа. Она была самым прекрасным созданием из тех, что я когда-либо видел обнаженными. И я лежал рядом с ней и начинал понимать, что влюбился в нее, что это нечто большее, нежели заурядная постельная сцена. Я чувствовал, как меня охватывает какая-то неодолимая тяга к ней. Я влюбился в ее запястья. Я влюбился в ее щиколотки. Я влюбился в горячую кровь, что текла под нежной, полупрозрачной кожей. Я ощущал, что обязан взять ее под свое крыло, защитить и оградить от невзгод; а кроме того, она, казалось, испытывала ко мне такое же пламенное чувство. Эта ночь стала для нас ночью экстаза: Грейс так и не возвратилась к себе в «Барбизонку».

На следующее утро Ричардсон терзался раскаянием. «Я понял, что совершил непростительный шаг. Ведь я был ее учителем. Это все равно, как если бы психиатр затащил в постель собственную пациентку. Я чувствовал себя преступником».

Вот почему роман продолжался скрытно от посторонних глаз. Сталкиваясь буквально нос к носу в стенах академии, Грейс и Ричардсон тем не менее притворялись, что не замечают друг друга. К тому же, Грейс продолжала встречаться со своим сокурсником Херби Миллером (разумеется, храня сей факт в тайне от Ричардсона). «Херби был, несомненно, ее «постоянным» кавалером, — вспоминает Мэрр Синклер. — Нам стало известно о Доне гораздо позднее». И если кому-либо и пришло в голову задуматься об отношениях Грейс и молодого режиссера, то наверняка бы эти отношения были восприняты в свете ее артистической карьеры. «Когда я увидела их вместе, — вспоминает Рейчел Тейлор, — то сразу подумала: «Ага, она уже водится с профессионалами».

По выходным Грейс обычно старалась незаметно улизнуть на Тридцать третью улицу, чтобы провести с Ричардсоном субботнюю ночь в его холодной и убогой холостяцкой квартирке. «Мы занимались любовью в обветшалом доме с поломанной мебелью, — вспоминает Ричардсон. — Что-то вроде логова Раскольникова в «Преступлении и наказании»! Место действия нашего романа можно назвать как угодно, но только не романтичным».

Однако романтику Грейс Келли принесла с собой в виде пластинок на 78 оборотов, под которые она любила танцевать, когда ей надоедало заниматься любовью. Гавайские мелодии звучали, когда она была настроена игриво, а «Богатырские ворота в Киеве» — если по-боевому. «Богатырские ворота» — классическая композиция Модеста Мусоргского; музыка этого сочинения полна какого-то особого, царственного величия. Вы словно наяву видите казаков в меховых шубах, торжественно вступающих под своды Богатырских ворот. По мере того, как накал музыки нарастал, Грейс начинала в экстазе метаться по комнате под перезвон цимбал, пение труб, четкую барабанную дробь. Она была восточной княжной, которая самозабвенно отдавалась пляске, этакой чувственной повелительницей ангелов, прекрасной в своей наготе, на которую камин отбрасывал красные дрожащие блики.