Алекс Гой - Всем спасибо

Примером реального диалога может служить общение с американцем, утверждавшим, что ему четырнадцать лет, и что он хочет своего отца. Поскольку четырнадцать лет — это проблема, даже просто в чате, я лично попытался отвадить его от сайта. Однако парень был настойчив. Он утверждал, что ему на фиг не сдались онанизм и видеочаты, он просто хочет знать — как у меня получилось «трахнуть своего отца» (он думал, что общается с моделью). Парень был настоящим истериком. Официальную легенду он отверг сразу, назвав её неправдоподобной. «Если бы я зашел к папе в душ, то он бы меня на хуй послал оттуда, а не то, что — отсосать бы дал». На шутливое предложение — отыметь папу, когда тот заснул — он вполне серьезно ответил, что отец его за это убьет. Все попытки от него избавиться ни к чему не приводили, пока, наконец, он не закатил глобальную истерику и не заявил, что сам убьет отца, и трахнет его, пока тот еще «тепленький». Больше он у нас не появлялся, и я не удивлюсь, если он реализовал задуманное.

Вот так-то. Представляете теперь, о чем идет речь? Идея рассматривания полового акта между членами чужой семьи — основа нашего проекта — не кажется таким дрочерам хоть сколько-нибудь привлекательной. Ведь они хотят члена именно своей семьи. И если инцест-видеоролик — это фиксированная и абстрагированная информация, которую можно интерпретировать в фантазию, представив, что вот это — моя мама, а вот я тут ей присовываю, то вэб-камера — это взгляд на чужие реализованные желания и счастье, которое творится прямо сейчас, обойдя тебя стороной. Мало кто из дрочеров стал платить деньги, чтобы посмотреть на это. Подавляющее большинство ломилось в текстовые, бесплатные, чаты. И не из скупости. Они задавали вопрос «как!?», как наши модельные пары пришли к такой свободе? Как они смогли признаться друг-другу, как они решили делиться этим с миром и как они себя вообще чувствуют? Дрочеров интересовали подробности их жизни, а не вид их полового акта. Дрочеры плакались нам в жилетку, закатывали истерики и умоляли помочь им преодолеть безвыходность.

Вообще, подобная ловушка подстерегает многих контентщиков и авмов. Вы знаете, например, что всю гей-порнографию, в качестве режиссеров, снимают исключительно гетеросексуалы? И естественно, что рэйп и инцест снимают люди, которые так же не принадлежат к этим нишам в сфере своих сексуальных предпочтений. Наверное, только в гетеросексуальной порнографии встречаются режиссеры и продюсеры различных ориентаций. О чем это нам говорит? Да о том, что большинство роликов в экстремальных нишах снимается практически наугад. Мы не можем полноценно почувствовать то, что хочет чувствовать дрочер. Мы можем только догадываться, и пытаться дать ему то, что, в нашем далеком представлении, соответствует идеалу. Нам всем стоит извиниться перед нашими экстремальными дрочерами, признавшись, что мы не понимаем их, хотя и очень стараемся.

Итог был ироничен — мы вложили миллион долларов в службу психологической поддержки желающих инцеста. Вскоре Эдип стал избегать меня. По всей видимости, я стал для него причиной и свидетелем королевского фиаско в стенах собственного замка. Больше всего его терзало, что он, зная подоплеку инцеста до мельчайших нюансов, не смог предсказать такой вполне очевидной причины, обрекающей проект на провал. Он понимал, что большая часть вины за это лежит на нем, как на эксперте, предсказавшем проекту большое будущее.

Я распустил инцест-моделей и отключил трансляции. Луна осталась невыкупленной.

Однако этот опыт показал мне, что на инцесте все буквально помешались. Видеоролики продолжали пользоваться безумной популярностью. Согласно проверенному рецепту, я добавил в инцест педерастии, и получил курицу, несущую золотые яйца. Эти яйца валились из неё пулеметными очередями, с приятным чпоканьем. Она буквально гадила ими, не слезая с горшка, и мне оставалось только сгребать конвертируемый помет в закрома лопатой.

Стремясь отбить вложения в инцест-камеры, я впрягся по полной. Все завертелось так успешно, что три года я работал без выходных. Когда я говорю «без выходных», то именно это я и имею в виду. Даже если у меня, в какой-то из дней, не было съемок, то я к ним готовился — искал моделей, выбирал интерьеры, составлял сценарии, общался с заказчиками, занимался монтажом и так далее. Я мало спал и много двигался. Я унифицировал процесс съемок до такой степени, что они, к примеру, могли успешно проходить одновременно в трех комнатах студии, но всего с одним оператором — мною.

К концу четвертого года от переутомления у меня начала ехать крыша. Я вообще удивлен, что выдержал этот темп столько времени. На моих глазах, один за другим, слетели с катушек два моих администратора. Оба обворовали меня на незначительные суммы денег и сбежали туда, где их не нашел бы только парализованный. Я не держу на них зла. Для них это был вынужденный акт — вырваться из сводящей с ума производственной круговерти. Мне бежать было некуда, и, вместо этого, пришлось сбавлять темп, потому что периодически я стал подозрительно надолго задумываться о вечном. Такой путь приводил либо в секту, либо в Кащенко.

Прежде чем стать моим администратором, Тобин, будучи геем, работал моделью, снимаясь у меня с самого начала бизнеса. Когда масштабы съемок разрослись, мне потребовался помощник, на которого я мог бы свалить организацию съемочного процесса — от поиска площадок до пинания персонала. Клич был брошен, перво наперво, среди моих же моделей, и Тобин взялся за это дело. Жил он тогда неподалеку от меня, был очень обязательным, и хорошо знал подноготную молодого петербургского гей-сообщества. К тому же у него был довольно действенный способ работы с моделями, который выполнял как дисциплинарную, так и кастинговую функцию — он их трахал, ко взаимному удовольствию. Или, например, не стоит у кого-то на съемке — так он взял, да пососал у модели, и все наладилось. Я себе такого, понятное дело, не позволял.

Совсем скоро Тобин, к моей жадной радости, стал не просто администратором, но и вторым съемочным активом. Имея опыт обращения с аппаратурой, он снимал вполне приличные ролики. Через месяц испытательного срока я взвалил на него все свои обязанности и рванул на море, которого не видел уже давно. Таким образом Тобин был просто брошен с волнолома в бурное море порноделания, от которого у меня уже ехала крыша. Я посчитал это удачным педагогическим приемом. Три недели я лежал пузом кверху на пляже — загорая, или в номере — бухой в хлам, и общался с Тобином только по телефону. Вернувшись, я осоловело увидел все то же суетливое течение дел. Тобин справился. Ну, сам виноват, «ипать ево по нотам».