Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна
По оценке одного исследователя русской литературы, волну детских автобиографий, написанных в основном дворянством, в России в конце XIX века вызвала «псевдоавтобиография» Льва Толстого «Детство» (1852)99. Среди авторов таких работ две женщины, чьи автобиографии переведены на английский язык. Математик и писательница Софья Ковалевская (1850–1891) опубликовала в 1889 году «Воспоминания детства», переведенные на английский как A Russian Childhood. За год до этого она впервые издала этот текст на шведском языке (она была назначена профессором математики в Стокгольме) как роман от третьего лица под названием Ur ryska lifvet. Systrarna Rajevski [«Из русской жизни. Сестры Раевские»], чтобы ради приличия замаскировать автобиографический характер работы100. Княжна Елизавета Львова (1854 – после 1910) – второстепенная писательница, в 1901 году напечатавшая небольшую книгу «Давно минувшее. Отрывки из воспоминаний детства». В отличие от немецких и австрийских обе русские автобиографии детства, подобно французским, глубоко личные. Более того, обе они описывают несчастливое детство. По словам Эндрю Вахтеля, это не было нормой для русских автобиографий детства той эпохи101. Ковалевская происходила из видной помещичьей семьи, но родилась в поколении, когда молодые люди в России бунтовали против своих родителей. Бунтарками были и Ковалевская с ее старшей сестрой. Обе планировали заключить фиктивные браки, чтобы избавиться от власти семьи. Ковалевской это удалось. Ее детская автобиография – это ее личная история. Она начинает с самых ранних воспоминаний, размышляя о возможностях своей памяти в манере, напоминающей рассуждения Бернетт (хотя Ковалевская опубликовала свою работу за четыре года до Бернетт). Она связывает память с осознанием себя и в связи с этим описывает отчетливое раннее воспоминание о том, как в возрасте двух-трех лет няня предложила ей назвать свое имя и фамилию. Она доводит историю до встречи с Федором Достоевским, состоявшейся, когда ей было пятнадцать лет. Ковалевская открыто пишет, что она, средняя из троих детей, не чувствовала любви со стороны родителей, и особенно матери, в отличие от сестры и брата: «Вообще во всех моих воспоминаниях детства черной нитью проходит убеждение, что я не была любима в семье»102. В результате, на протяжении всего детства и раннего подросткового возраста она жаждала любви и внимания. Автор признается в чрезвычайно болезненном воспоминании: ее маленькая подружка села на колени любимого дяди, тем самым узурпировав ее с дядей особые отношения, и Ковалевская до крови укусила предательницу за руку. На тот момент ей было около девяти лет. По степени откровенности эта детская автобиография превосходит даже сравнительно ранние автобиографии детства француженок.
Львова так же откровенна. В свободной цепочке воспоминаний, порядок которых, по-видимому, продиктован памятью, она сосредоточивается на своей психической жизни – эмоциях, фантазиях и детском понимании вещей – примерно до семи лет. Некоторые детали очень своеобразны. Например, подобно Хант и Эбнер-Эшенбах, она создала для себя воображаемый мир. Но ее воображаемый мир вряд ли носил компенсаторный характер: она представляла себя бедной вдовой с шестью детьми! Львова была младшим ребенком в семье и часто оставалась одна, что, возможно, способствовало таким фантазиям. Кроме того, хотя она признается в сильных чувствах, прежде всего в любви к няне и кормилице, она также признается в том, что никогда не могла показать свои чувства близким: «Чем глубже и сильнее они были, тем старательнее я их скрывала»103.
В целом, учитывая, что в период до Первой мировой войны женщин по всей Европе призывали быть скромными и осмотрительными, неудивительно, что те публиковали автобиографии, даже автобиографии детства, значительно реже, чем мужчины. И это несмотря на то, что откровения о таком «невинном» периоде жизни считались относительно совместимыми с женскими добродетелями. Первоначально можно выделить две разновидности: вдохновленную Руссо традицию автобиографий-исповедей во Франции и традицию семейных воспоминаний-мемуаров в Англии, где писательницы больше фокусировались на рассказе о семье и обстоятельствах, чем на себе. В рамках этих двух контекстов точечно появлялись разнообразные типы письма. Французские писательницы по большей части писали ретроспективные автобиографии от первого лица, но мы видим также и сборник поэтических воспоминаний (Доде). Русские произведения (Ковалевская, Львова) следуют французской традиции. В англоязычных странах до рубежа XIX–XX веков доминируют книги детских писательниц, иногда адресованных юной аудитории. Эти и последующие произведения включают в себя различные романные формы автобиографического материала, в том числе шутливые повествования от третьего лица (Бернетт), и печальные и, по-видимому, частично вымышленные рассказы о детских злоключениях (Линч), и поэтические попытки воссоздать детский взгляд на мир (Арден). Первые немецкие работы следуют похожим паттернам: писательницы, которые часто являются авторами детских книг или педагогами, пишут мемуары, а не сфокусированные на себе автобиографии. Более личные произведения начинают появляться в XX веке.
Для женщины писать о себе грозило обвинением в претенциозности. И писательницы применяли различные стратегии, чтобы сделать свои истории приемлемыми. Многие прибегают к беллетризации. Хоувит, Бернетт, Несбит, Хьюз, Кэмпбелл, Гилдер и Бишофф решили превратить свои жизни в увлекательные истории. Еще одним способом избежать осуждения была публикация своего произведения под видом «романа» (Ковалевская, Деларю-Мардрюс) или использование элементов вымысла, не уточняя статус произведения (Фарнхэм, Линч). Некоторые женщины – Линч, Гилдер и Арден – изменяли имена. Заглавия также не обязательно свидетельствуют о содержании работ: смелое слово «автобиография» в названии зачастую значит не более, чем «история жизни, рассказанная от первого лица», и не обязательно такая книга содержала подлинную историю жизни автора. Однако «роман» мог претендовать на престиж, которым пользовались художественные произведения в ту эпоху (Оду).
Беллетризация была не единственной стратегией: в других случаях авторы подчеркивали, что работа была написана по велению других (Ларком, Бартон, Ленк), также очень часто они избегали фокусировать рассказ на себе, отдавая предпочтение описаниям семьи, окружающих людей, мест и обычаев.
Когда доходит до самопрезентации, большинство писательниц подчеркивает уникальность своей личности. Однако среди англоязычных авторов (Ларком, Бернетт, Несбит) существует тенденция самоуничижительно настаивать на том, что они были лишь обычными детьми. Как правило, писательницы не считают себя типичными представительницами той или иной социальной группы, или ее голосом, да и вообще редко относят себя к какой-либо группе. Исключением стала Попп, написавшая автобиографию исходя из исключительно политических соображений. Среди авторов доминируют профессиональные писательницы и литераторы. Большинство из них происходит из среднего или высшего класса. Вынужденно заниматься физическим трудом и иметь при этом способности и возможность написать книгу было нечастым сочетанием, хотя Ларком, Оду и Попп это удалось. Ни одна из авторов не обращается к феминистической повестке, хотя многие из них возмущаются ограничениями, с которыми они столкнулись, будучи девочками. Линч подходит к ней ближе остальных, высказывая идею о том, что весь женский пол находится в невыгодном положении (по крайней мере в Ирландии). Оду рисует женский мир, в котором женщины не испытывают ни солидарности, ни особой симпатии друг к другу. Ларком замечательна тем, что призывает к женской солидарности, хотя и в нефеминистских терминах по сегодняшним меркам.
