Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Моими непосредственными «командирами» по группе оказались Женя Анохин и его заместитель Нестер Крохин. Одну подгруппу вместе со мной по нашему взаимному согласию образовали Паша Галкин (в качестве старшего), мой сосед по кабине Иван Митрофанов, Арсик Беспахотный, Дима Филиппов, Женя Майонов, Коля Золотухин и другие очень близкие мне друзья. К нам же привязался молоденький, рослый и очень красивый первокурсник Костя Зорин, впоследствии ставший одним из руководящих работников Электростальского электрометаллургического завода им. И. Ф. Тевосяна. На трудовом фронте вся наша подгруппа организовала вместе своего рода «колхоз», где очень многое – особенно продукты и курево – было у нас общим. Нередко нам приходилось есть кашу, картофель, супы и борщи из одной общей посуды, и, таким образом, мы на всю жизнь стали однокашниками в прямом смысле этого слова.

После сбора, регистрации и проведения подготовительных работ примерно в 16 часов дня нас построили по четыре человека в ряд, и мы двинулись пешком вперед по Большой Калужской улице в сторону Калужской заставы. Там, где кончается Малая Калужская улица, к нам сзади присоединились команды других москвичей. Дошли до Калужской заставы, оттуда прошли более половины тогдашнего Воробьевского шоссе (ныне эта половина названа улицей Косыгина), добрались до маленькой церкви на крутом берегу Москвы-реки (ее при Советской власти не закрывали, и в ней в 1955 и 1960 годах окрестили моих сына Мишу и дочь Наташу) и вошли в село Потылиха, от которого теперь осталось лишь одно название. В то время это село, на северо-западной окраине которого позже построена киностудия «Мосфильм», почти не отличалось от обычных, далеких от Москвы сельских населенных пунктов: дома и другие постройки в нем были в основном деревянными и одноэтажными, во многих дворах находились коровы, другой скот, а также куры, гуси и утки, видны были и лошади. Перед дворами стояли телеги, стоги сена.

Дальше – у очень крутого и обрывистого берега реки Сетунь, перпендикулярной сельской улице и дороге на ней и впадающей в Москву-реку, мы невольно были вынуждены остановиться минут на двадцать. Причиной этому оказалось то, что на данном месте село Потылиха закончилось. А дальше от края крутого берега Сетуни пошла сверху вниз под большим уклоном до пешеходного моста через реку только тропа, по которой одновременно могли спускаться осторожно, чтобы не упасть, не более двух человек. И вследствие этого при нашем движении образовалась пробка.

Во время остановки все обратили внимание на располагающийся внизу между обоими берегами Сетуни завод сложных эфиров, распространявший крайне неприятный специфический запах парфюмерии. А я еще, кроме того, долго не мог оторвать свои глаза со смотревших на нас с большим любопытством детей и взрослых, которые стояли толпой возле крайнего и самого высокого – трехэтажного – серого шлакоблочного дома (сейчас это дом номер 4 по Воробьевскому шоссе). Оказалось, что тогда в той толпе стояла и 14-летняя красивая девочка с двумя маленькими косичками – моя будущая незабвенная супруга Катюша, с которой потом в том же доме – в коммунальной квартире номер 3 на втором этаже – я прожил вместе, полный счастья, с 1955 по 1961 год.

Далее, перейдя реку Сетунь по узкому мосту и пройдя под принадлежавшим Московской окружной железной дороге Краснолужским мостом через Москву-реку, миновали Дорогомиловский химический завод, от которого так же, как и от предыдущего завода, шел очень неприятный запах химикатов. Затем пошли по Бережковской набережной против течения реки и, наконец, пришли к Киевскому вокзалу. Все наше путешествие длилось почти три часа.

Здесь, за основным зданием вокзала нас продержали порядочное время, чтобы, по-видимому, собрать вместе все другие прибывавшие колонны и погрузить различный инструмент, продовольствие и другие вещи в соответствующие вагоны товарного поезда, который должен был увезти из Москвы куда надо весь собранный народ. К вечеру всех посадили группами в товарные вагоны, в которых справа и слева от их раздвигаемой вдоль вагона широкой двери были устроены сплошные дощатые нары для лежания. Кроме того, между двумя стойками двери была установлена посредине съемная горизонтальная деревянная балка, на которую пассажир стоя мог опираться при открытой двери.

В вагоне мы кое-как (многие всухую, как я) поужинали взятыми с собой продуктами, и поезд медленно и с частыми остановками повез нас ночью в сторону Калуги.

На каком-то пустынном разъезде после конечной станции где-то в Смоленской области утром 3 июля примерно в 9 часов поезд остановился, и нас высадили из вагонов. Высадили и прибывших вместе с нами заключенных, которых конвоиры с винтовками сразу увели по своему маршруту на запад. Грузы, привезенные нашим же поездом в особых вагонах сзади, потом – после нас выгрузили и оставили лежать возле пути для их предстоящего увоза по назначению автомобильным или гужевым транспортом.

Как только мы выскочили из вагонов, то тут же устремились справлять свои естественные надобности в придорожных кустах. Затем побежали помыться и чистить зубы возле колодца, у которого образовалась большая очередь, а также у протекавшего рядом ручейка. Затем нас попросили срочно собраться вместе у дома начальника разъезда, где стоял столб, на котором висел радиорупор, передававший различные сообщения. Здесь мы позавтракали и вскоре услышали по радио, что в 10 часов будет выступать с обращением ко всему советскому народу председатель ГКО И. В. Сталин. Я впервые в своей жизни услышал живой голос «великого вождя».

Та историческая речь Сталина общеизвестна, и поэтому о ее содержании я ничего писать не буду. Меня поразило при выступлении вождя лишь то, что он плохо выговаривает русские слова и как силен у него кавказский акцент.

На меня лично, как, наверное, и на некоторых моих товарищей содержание речи Сталина не произвело большого впечатления, так как оно не оказалось новым, оригинальным: в это наступившее для страны тяжелейшее время каждый из нас сказал бы то же самое. Но об этом никто из нас заявить друг другу не посмел.

Выслушав речь вождя, все прибывшие нашим поездом несколько команд отправились пешком дальше на запад, каждая по указанному для нее маршруту. Пошли и мы. Но предварительно наши старшие – Ломовцев и Утевский – сходили к служащему железнодорожного разъезда, чтобы узнать, как, от кого и где мы получим продовольствие, которое у нас практически уже закончилось, а впереди предстоял пеший переход на расстояние около 80 километров. Естественно, служащий разъезда обо всем ничего не знал, а позвонить от него по телефону куда надо не было возможности.