Александр Колпакиди - ГРУ в Великой Отечественной войне
Надо сказать, что Центр, наученный к тому времени горьким опытом, предвидел такой вариант. Незадолго до ареста Москва, узнав, что Семен находится на грани провала, передала ему инструкцию: в случае осложнений действовать по варианту «игрек», а в крайнем случае в силу вступает вариант «но пасаран». Первое означало: все отрицать, ни в чем не признаваться. Второе – согласиться на «перевербовку». Несмотря на пытки, Побережник держался стойко, выжидая время, и только когда ему пригрозили расстрелом, «сломался» и согласился на участие в радиоигре.
Вскоре «Волга» снова вышла на связь. Но Побережник сумел передать условный сигнал о работе под контролем – точка в конце радиограммы. Да и сообщение, составленное болгарской военной контрразведкой РО-3, было настолько примитивным, словно его кураторы специально задались целью сделать все, чтобы им в Москве не поверили. «Муней» известил Центр, что лежал в больнице с воспалением легких, а в среду, в следующий сеанс связи, передаст важную информацию. В Разведупре все правильно поняли.
Побережника перевели из тюрьмы на конспиративную квартиру – в маленький домик, обнесенный глухим забором. Оттуда разоблаченный агент около года радировал в Центр. По вечерам приходил шифровальщик и внимательно наблюдал за его работой. Но война уже шла к концу, и в начале августа 1944 г. шифровальщик перестал приходить. «Волга» умолкла. А в ночь на 9 сентября, когда в Софии началось восстание, сбежали и охранники, да так поспешно, что даже не заперли входную дверь, и Семен Побережник естественным образом очутился на свободе. На всякий случай он на некоторое время перешел на нелегальное положение – вдруг контрразведка вспомнит о нем и решит ликвидировать! Когда советские войска вошли в Болгарию, он, через командование одной из воинских частей, сообщил о себе «Каме». Ему ответили: «Ждите, за вами придут». Вскоре его посадили на торпедный катер, присланный из Севастополя.
Побережник думал, что его ждет как минимум отдых и лечение. А случилось совсем другое. В Севастополе он был арестован местным отделением СМЕРШ. От него добивались признания в том, что он немецкий шпион. Аргумент был совершенно «неотразимым»: «Почему тебя не расстреляли?» Несмотря на все его просьбы, контрразведчики отказались запросить Разведупр. А сам Центр о нем не вспомнил. Больше года просидел вернувшийся к своим разведчик в одиночной камере. Наконец осенью 1945 г. последовал приговор: 10 лет лагерей и 2 года спецпоселения.Он отбыл срок от звонка до звонка: строил дороги в районе Братска, прокладывал железную дорогу под Тайшетом, возводил нефтеперегонный завод под Омском. Два года ссылки проработал на шахте в Караганде. В ссылке он еще раз женился. В 1957 г. Побережнику разрешили вернуться на малую родину – в село Клишковицы. Он приехал туда с женой и грудным ребенком. Мать и младший брат не пустили его на порог, пришлось снимать угол у чужих людей. С работой тоже были проблемы. Семен Яковлевич пришел к председателю колхоза, сказал, что он – классный шофер (профессия на селе дефицитная). «Завод еще не собрал ту машину, на которой ты будешь ездить», – ответил председатель и отправил в садоводческую бригаду подсобником.
Как-то один знакомый, которому Побережник кое-что рассказал о себе, посоветовал ему попытаться найти того военного советника, Пабло Фрица, которого возил в Испании и которому спас жизнь. Он написал письмо в газету «Правда», и, вопреки чаяниям, «правдисты» нашли Пабло Фрица – генерала армии Батова. В тот же вечер Побережник написал ему письмо. Коротко напомнил о себе, так же коротко изложил свою историю после Испании (разведработа за границей, плен, возвращение в Советский Союз, репрессии, жизнь после освобождения), попросил, если не затруднит, ответить. Через некоторое время пришел ответ вместе с почтовым переводом. Командующий Прибалтийским военным округом генерал армии Батов приглашал его к себе в гости и выслал деньги на дорогу. Вот как вспоминал о встрече, состоявшейся в Риге, сам Побережник:
«Не успел я снять полушубок и вытереть с мокрых валенок грязь, как в дверях появился в полной генеральской форме военный. С трудом узнал в нем испанского Пабло. Прямо в передней мы бросились в объятия друг другу. Троекратно расцеловались. И тут к горлу у меня что-то подступило, сдавило как клещами, – ни откашляться, ни проглотить. По моему лицу потекли слезы. «Ну что ты, Семен! Успокойся, друг, не нужно!» – говорит Батов, а я никак не могу взять себя в руки. Внутри словно что-то порвалось».
Узнав о судьбе Побережника, Батов, как депутат Верховного Совета СССР, обещал помочь восстановить справедливость и свое обещание выполнил. В 1959 г. Семену Яковлевичу вручили новый «чистый» паспорт и справку о том, что Военный трибунал МВО отменил постановление ОСО «за отсутствием состава преступления». Материальную компенсацию ему тоже выплатили – 120 дореформенных рублей, вскоре превратившихся в 12. Зато наград выдали много: «Участник национально-революционной войны в Испании 1936–1939 гг.», польскую «За нашу и вашу свободу», итальянскую медаль Гарибальди, орден Отечественной войны и пригоршню юбилейных – награды нашли героя. По выслуге лет Семену Яковлевичу установили персональную пенсию местного значения в размере шестидесяти рублей. Приняли его и в ряды КПСС. Вскоре Побережник переехал в город Черновцы, где получил скромную двухкомнатную квартирку, в которой и жил до самой смерти [15] .
Одна из самых трагических страниц истории советской разведки в годы войны связана с так называемыми «подводниками» и «парашютистами», т. е. заброской наших (собственно говоря, в основном болгар по национальности) разведчиков в Болгарию. Во время Великой Отечественной войны подводные лодки типа «Щ», которых моряки называли «Щуками», были незаменимы для скрытной высадки десантных групп. Один из таких отрядов августовской ночью 1941 г. приняла на борт субмарина Щ-211. Их было 14 человек: 13 болгар – командир группы – Цвятко Колев Радойнов; врач – Иван Маринов Иванов; разведчики – Димитр Илиев Димитров, Иван Петров Изатовски, Трифон Тодоров Георгиев, Васил Цаков Йотов, Кирилл Рангелов Видински, Сыби Димитров Денев, Ангел Георгиев Ников, Антон Петков Бекяров, Коста Лагодинов, Тодор Димов Гырланов, Симеон Филипов Славов и радист-шифровальщик – чех Иосиф Бейдо-Байер.
…Катер с провожавшим группу заместителем начальника разведки ЧФ полковником Семеном Львовичем Ермашом отвалил от корпуса субмарины и понесся к берегу. Командир капитан-лейтенант Девятко стал размещать гостей. Для небольшой подводной лодки с экипажем в 40 человек 14 десантников были чувствительной добавкой. К мысу Эмине лодка подошла 7 августа, однако шторм помешал десантированию группы. Ждали четыре дня. Только ночью 11-го ветер стих, и тяжелые тучи заволокли небо. В полумиле от берега Щ-211 всплыла в позиционное положение. Накачали резиновые лодки, и диверсанты покинули моряков. Сначала три, а через некоторое время еще две лодки отчалили в темноту. Все, кто был на мостике «двести одиннадцатой», напряженно прислушивались. Было тихо, и, выждав положенное время, «Щука» скрылась в глубинах. Мастера подрывной работы высадились на лесистом берегу, южнее устья реки Камчии, и спрятали лодки в глубоком овраге. В группе боевой опыт был у восьмерых. Полковник Цвятко Радойнов был опытным бойцом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
