Петр I - Василий Берг
Панацея, истинная панацея! Бальзам животворный! И от чесотки помогает, и от ветров избавляет, и от мозговых недомоганий хорош! Для кофе не было лучшей рекламы, чем эта, созданная на рубеже XVII и XVIII веков. Петр поощрял употребление «передового» европейского напитка, с которым члены Великого посольства познакомились в Голландии,[79] но его распространение сдерживала высокая цена кофейных зерен – только весьма состоятельные люди могли позволить себе регулярно пить кофий (так тогда называли кофе). Цены начали снижаться лишь в конце петровского правления, когда к голландским плантациям на Яве добавились плантации в Суринаме, а также британские плантации на Ямайке и французские на Мартинике.
Примечательно, что для привлечения посетителей в Кунсткамеру наряду с водкой использовался кофе. «Дорого и горько», – кривились подданные: Петр пил кофий без каких-либо добавок и других приучал к тому же. Но впоследствии пошла мода добавлять в кофе мед, сахар, молоко, и процесс, что называется, пошел. К началу XIX века кофе занял прочные позиции в российском обществе, однако потеснить чай ему так и не удалось. Россия – чайная страна.
В отношениях с женщинами Петр придерживался принципа: «Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне. У неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны». Об Анне Монс уже было сказано. Следующей фавориткой Петра, который в любви был таким же ненасытным, как и в работе, стала Варвара, младшая дочь стольника и якутского воеводы Михаила Афанасьевича Арсеньева. Старшая сестра Варвары Дарья в 1706 году вышла замуж за Меншикова, и тот загорелся идеей женить Петра на Варваре, чтобы стать царским свояком (выше взлетать было некуда).
«Она [Дарья] принадлежала к весьма знатному роду Арсеньевых и была очень красива, – пишет в «Рассказах о российском дворе» Франц Вильбоа. – У нее была очень некрасивая, но остроумная и злая сестра по имени Варвара. Однажды царь Петр, посмотрев на нее, сказал с состраданием: “Ты такая страшная, что я не думаю, чтобы кто-нибудь сказал, что не питает к тебе отвращения. Но так как мне особенно нравятся необыкновенные вещи, я хочу тебе оказать милость и поцеловать, после того как встану из-за стола. После чего ты не умрешь нетронутой”. И он сделал это: бросил ее на кровать в присутствии князя Меншикова и, наспех закончив свое дело, сказал ей: “Хотя и не должно объявлять о добрых делах, я думаю, что не будет выглядеть совсем тщеславно, если я объявлю о той милости, которую я сделал для тебя. Мой пример, может быть, заставит других поступить так же. Потому что будет несправедливо, если твоя жизнь пройдет бесплодно из-за того, что ты некрасива”». Вряд ли Никита Петрович позволил бы себе сочинить столь скверный анекдот. Все сказанное суть суровая правда петровского периода. Современники писали о том, что Петр и Меншиков делили между собой благосклонность обеих сестер Арсеньевых.
Варвара Арсеньева сумела произвести хорошее впечатление на свою преемницу – будущую Екатерину I, которая сделала Варвару своей фрейлиною.
С Екатериной, которая от рождения звалась Мартой, Петр тоже познакомился через Меншикова. Началось все с того, что в августе 1702 года армия фельдмаршала Шереметева взяла в Ливонии крепость Мариенбург.[80] Пятидесятилетнему Борису Петровичу приглянулась служанка местного пастора Марта, и он сделал ее своей наложницей. О прошлом Марты известно крайне мало, только то, что родилась она в Дерпте в 1686 году в семье бежавших из Польши крестьян Скавронских. После того как родители Марты умерли от чумы, она нашла пристанище в доме суперинтенданта (лютеранского архипастора) Иоганна Эрнста Глюка. В шестнадцать лет Марту выдали замуж за солдата по имени Краузе, который поступил на службу к шведскому королю и пропал с концами.
У Шереметева Марту отобрал Меншиков, в доме которого осенью 1703 года ее и увидел Петр. Увидел – и сразу же проникся, подобно Меншикову и Шереметеву, видно, было в Марте нечто этакое, мгновенно воспламеняющее мужскую страсть. «Царь… заметил Екатерину в числе слуг, которые прислуживали за столом, – пишет Вильбоа. – Он спросил, откуда она и как тот ее приобрел. И, поговорив тихо на ухо с этим фаворитом, который ответил ему лишь кивком головы, он долго смотрел на Екатерину и, поддразнивая ее, сказал, что она умная, а закончил свою шутливую речь тем, что велел ей, когда она пойдет спать, отнести свечу в его комнату. Это был приказ, сказанный в шутливом тоне, но не терпящий никаких возражений. Меншиков принял это как должное, и красавица, преданная своему хозяину, провела ночь в комнате царя… На следующий день царь уезжал утром, чтобы продолжить свой путь. Он возвратил своему фавориту то, что тот ему одолжил. Об удовлетворении царя, которое он получил от своей ночной беседы с Екатериной, нельзя судить по той щедрости, которую он проявил. Она ограничилась лишь одним дукатом, что равно по стоимости половине одного луидора (десять франков), который он сунул по-военному ей в руку при расставании».
Однако случайная встреча имела продолжение. В 1704 году Марта родила Петру сына, названного в его честь, а в следующем году – другого сына, получившего имя Павел. Оба ребенка умерли во младенчестве. Такая же участь постигла и дочь Екатерину, родившуюся в 1707 году. С 1705 года Марта, которую Петр называл Катериной, поселилась в доме сестры Петра, царевны Натальи Алексеевны, в Преображенском. Это свидетельствовало о том, что в ее отношении Петр имел серьезные намерения, иначе бы он не пошел на подобный шаг. То ли в 1707, то ли в 1708 году Марта крестилась в православие с принятием имени Екатерина. Отчество ей досталось от крестного отца – царевича Алексея Петровича, а фамилией стал псевдоним Петра.[81] Так Марта Краузе превратилась в Екатерину Алексеевну Михайлову.
Если попытаться охарактеризовать 1707 год одним словом, то наиболее подходящим будет слово «суетный» – хлопот было много. Вокруг Москвы
