Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
— А что Вы ему ответили?
— Я сказал, что в Палестине такое положение почти всегда. Чтобы изменить его к лучшему, я потому и предложил план реформ и принял на себя должность главы Национального комитета.
— Я думаю, корпорация — хорошее дополнение к Вашему плану. Давайте-ка выпьем «Бордо» за Ваши успехи. Красное сухое вино, на моём предприятии его производят из купажа сортов винограда Каберне Совиньон и Мерло.
— Хорошее вино, я пью его иногда. А первый раз пил у Вас в гостях. Тогда я приехал в Бордо, куда перебралось правительство Франции в начале войны.
— Да-да, я помню, Пинхас. Тогда Вы были на пятнадцать лет моложе.
Эдмон наполнил два бокала и один протянул Пинхасу. Половину он выпил сразу. Вино наполнило его рот приятной терпкостью.
На следующий день в дверь его номера постучали. Стоявший у входа администратор гостиницы сообщил, что в вестибюле его ждёт господин Бурцев. Рутенберг поддерживал отношения с ним, как и со многими его приятелями-эсерами, и время от времени помогал ему деньгами. Бурцев вёл в Париже крайне нищенское существование. Газета «Общее дело», которую он издавал, не давала никакого дохода. До Февральской революции Владимир Львович неистово разоблачал провокаторов царской охранки в рядах своей партии. А потом с головой ушёл в борьбу с большевизмом.
Рутенберг нашёл его сидящим в кресле в дальнем углу вестибюля. На нём был видавший виды серый костюм и стоптанные ботинки. Да и весь его облик говорил о полном безразличии к вещам. Умные, горящие каким-то потусторонним светом глаза выражали фанатическую страсть и неутолённую ненависть. Увидев Пинхаса, он поднялся и, широко разведя руки, обнял друга.
— Как ты меня нашёл, Владимир Львович?
— Так у меня везде своя агентура, — засмеялся Бурцев. — С кем поведёшься, от того и наберёшься.
— Ты не голоден? — спросил Рутенберг.
Он знал о бедности, которую стоически, порой даже не замечая её, переносил Бурцев.
— Перекусить не откажусь, — усмехнулся Владимир.
— Есть тут недалеко таверна, — произнёс Пинхас. — Так неплохо готовят.
Таверна в это время была полна, и администратор с трудом нашёл для них столик. Официант принял заказ и удалился.
— Спасибо, Владимир, за статью. Ты назвал её, помнится мне, «Русские большевики добрались до Палестины». Я с ней полностью солидарен. В ишуве все жители хорошо знают, что действия коммунистов направляет рука Москвы. Речь, конечно, не идёт о вооружённых столкновениях. Это дело самих арабов. Но пропагандой и организацией занимаются агенты Коминтерна.
— Я вижу, Пинхас, палитру Ближнего Востока так. Советский Союз создаёт невыносимую обстановку обосновавшейся там Британии. Это стратегия. А расшатывание империи осуществляется путём подстрекательства арабов к нападению на еврейское меньшинство. Это уже тактика. Коминтерн подводит под палестинский конфликт марксистскую методологию и интерпретирует эти беспорядки как проявление борьбы арабского национально-освободительного движения с еврейской буржуазией. А на самом деле его цель — сеять систематическую вражду к англичанам и парализовать их деятельность в этом регионе.
— Я пытаюсь доказать это Верховному комиссару и лондонскому правительству, — произнёс Ретенберг. — Требую выслать из страны всех коммунистов. Но для них демократия — священная корова. По-моему, власти всё понимают и пытаются тайно использовать коммунистическую партию в своих политических целях. Они, к моему глубокому сожалению, делают всё, чтобы помешать созданию в Палестине еврейского национального очага.
— Коминтерн посылает туда огромные деньги. Я писал тебе, Пинхас, об инструкциях из Москвы. Они учат разжигать ненависть между арабами и евреями.
— Но я не получил на руки текст. Мне мои люди передали только опись всех этих документов, которые они видели. Но я не мог показать это мандатному правительству. Обязательно нужен именно полный текст. Секретные службы только тогда получили бы указания провести аресты. Эти большевики хорошо обучены. Резиденция одного из их руководителей находилась в расположенной неподалеку от Иерусалима арабской деревне Бейт-Цафафа. Там же была и типография коммунистов. Когда в августе начался погром, его сразу оттуда перевели в безопасное место. Они прекрасно понимали, если его задержат, ему придётся давать тяжелые объяснения, и тень подозрения падет на Коминтерн.
— Их всего-то несколько сотен, — вздохнул Бурцев. — Всех можно взять за пару дней. Уверен, англичане их знают. Но решили пока не трогать.
— Английская администрация была осведомлена не только о готовящейся акции, но и о том, кто за ней стоит, — подтвердил Рутенберг. — Списки арабских активистов оказались в руках английской полиции ещё в июле, за месяц до того, как пролилась первая кровь. Однако она и пальцем не пошевелила, чтобы предотвратить предстоящую бойню.
— Надо смотреть правде в глаза, дорогой Пинхас. Какой интерес Британской империи защищать горстку евреев, когда в Палестине большинство арабов?
— Это верно, Владимир Львович. Жаботинский призывает чуть ли не к вооружённой борьбе с англичанами. Но у евреев Эрец-Исраэль нет ни оружия, ни достаточного числа обученных людей. Их просто сотрут в порошок.
— Но всё, однако, началось с того, что в Петрограде произошёл переворот, — нервно произнёс Бурцев. — Недооценил Александр Фёдорович коварство и жестокость большевиков.
— Он не желал кровопролития и насилия, но не понимал, что Россия ещё не готова к демократии и свободе, — попытался оправдать его Пинхас.
— И получил кровопролитие и насилие, — едва сдерживая гнев, произнёс Бурцев.
— Ну, как тебе еда? — решив сменить тему разговора, спросил Рутенберг.
— Прекрасная, Пинхас.
Когда они вышли из таверны, Париж уже погрузился в сумерки. Тёплый
