В садах Эпикура - Алексей Леонидович Кац
Мы с Эшмамбетовым решили украсить институт настоящими произведениями живописи. Поэтому мы воспользовались приездом в Ош представителя из Московского художественного фонда, заказали ему несколько картин. Картины были выполнены и прибыли в институт. Стены ожили.
Встала задача внедрения технических средств в обучение. Заведующий кафедрой педагогики В. И. Овчинников, пройдя курс лечения от алкоголизма, поехал в Москву знакомиться с техническими средствами и способами их внедрения. Поскольку он излечился от своего недуга не до конца, то и ничего полезного не сделал. Иначе сложились дела на филологическом факультете. Заведующий кафедрой Русского языка Р. Х. Муратов съездил в Москву, изучил применение технических средств, вернулся в Ош с большими планами. Их стали осуществлять: на филологическом факультете, как и на инфаке, организовали кабинет звукотехники. Он стал функционировать. В преподавании русского языка были сделаны первые успехи. Нас проверял специалист из Москвы, вынес хорошее впечатление.
Громадная работа была сделана по организации музыкально-педагогического факультета. Он разросся, и Д. М. Лондон утвердился полноправным деканом. Пользуясь связями Эшмамбетова, мы обеспечили факультет музыкальными инструментами вплоть до джаз-оркестра. Выяснилось, что нет барабана со всякими принадлежностями для ударника. Б. Эшмамбетов во время командировки во Фрунзе обнаружил этот инструмент: немедленно купили. Под сводами храма науки зазвучали бешеные ритмы фокстротов.
Чтобы усилить наглядность преподавания, решили организовать живые уголки на педагогическом и биологическом факультетах. В одну из поездок во Фрунзе Лондон и Пескарев закупили на зообазе попугаев, рыбок, белок и еще что-то. Купили они за 40 рублей и младенца крокодила, который неплохо прижился в институте. Он погиб при смене руководства.
В сентябре 1961 года меня наградили медалью «За трудовую доблесть». На совещание во Фрунзе мы приехали большой группой во главе с Эшмамбетовым. Здесь выступил Министр Высшего образования СССР Елютин, потом секретарь ЦК КП Киргизии Казакбаев вручил награды. Как и я, медаль получил Пескарев. Когда мне вручали награду, зал, как мне показалось, особенно тепло аплодировал. Знали меня многие, относились ко мне хорошо. Потом сфотографировались с академиком Скрябиным. Торжественный обед в честь награжденных ошан дал новый парторг Института Л. С. Убайдуллаев. Ели шашлыки, пили коньяк. Весело вернулись в Ош. К сожалению, серьезно заболел Эшмамбетов и примерно на год выбыл из активных дел. Временами он приходил на работу, но снова сваливался. Я принял на себя руководство институтом. Студенты отправились на уборку хлопка. Я много времени проводил в колхозах вместе со студентами. Об этом, пожалуй, стоит рассказать.
Руководство студентами на уборке хлопка – дело хлопотное. В то время быт студентов оставался совершенно неудовлетворительным. Можно было ожидать пьянок, хулиганства и прочих чрезвычайных происшествий. Преподаватели жили обычно в стороне от студентов, проводили много времени в обществе щедрого на плов и выпивку колхозного руководства. Я изменил жизнь на хлопке. Преподаватели поместились со своими группами. Я и еще несколько человек жили в клубе там же, где помещался один из факультетов. Студентам было объявлено, что за любое нарушение дисциплины – исключение. Как-то студенты пригласили меня и бывшего декана физико-математического факультета Мамурова на ужин: они победили в соревновании и получили в награду барана. Приготовили вкусную еду. Приглашенным предложили водку. Я пить отказался. Поужинали. Поблагодарив студентов, я сказал: «Почему вы угощаете преподавателей водкой? Разве у вас много денег?» Все молчали. Я продолжал: «Такого рода угощения неприличны. Они унижают достоинство учителей. Поэтому я рекомендую впредь так не поступать». Две поллитровки я разбил на глазах у студентов и бросил в арык. Мамуров готов был заплакать, а студентам, как мне показалось, это понравилось. Не ходил я, разумеется, и на пловы. Это привело к тому, что и другие преподаватели стали обходиться обычной пищей. Дисциплина укрепилась. Бухгалтер колхоза говорил мне: «Почему не пьешь?» Я отвечал: «Потому что на работе нахожусь». Бухгалтер удивлялся. Встав рано утром, я садился на персональный грузовик, объезжал бригады. Работа шла. Чрезвычайных происшествий, к счастью, не случалось. Так я работал на хлопке несколько лет подряд. От меня требовалось постоянное напряжение сил, я пребывал в постоянном волнении, но вида не показывал. Многие преподаватели присматривались ко мне, относились со все большим уважением. Конечно, я не был ни сверхадминистратором, ни размазней. Я был таким, как есть, ни под кого и ни под что не подстраивался, просто сказывались навыки, полученные от полковника Сваричевского и Сергея Львовича Утченко. Студенты вернулись с хлопкоуборочных работ, я взял отпуск и поехал в Москву.
Во второй половине ноября 1961 года состоялся XXII Съезд партии. Я буду писать о нем только в связи с дальнейшим разоблачением культа личности. После Съезда я укрепился в своей резко отрицательной оценке Сталина. Разумеется, забавно было читать, как люди, не находившие прежде слов для восхвалений Сталина, теперь снова испытывали недостаток красноречия, но уже в поисках эпитетов противоположного порядка. Помнится, А. И. Микоян предлагал положить в основу программы партии «Экономические проблемы социализма». Теперь он говорил: «Всем ясно, что «Экономические проблемы социализма в СССР» не могли лечь в основу этой программы. Оратор на десятке страниц обосновывает этот вывод, находящийся в полном противоречии с такой же «убедительной» речью на XIX Съезде. Таких примеров в стенограмме XXII Съезда множество. Но дело не в них.
На XX Съезде речь шла только о том, что Сталин злоупотреблял властью. Теперь стало ясно, что так называемые соратники, а именно Молотов, Каганович, Ворошилов соучастники преступлений, организаторы чудовищных провокаций. На XX Съезде говорилось, что убийство С. М. Кирова стало поводом для многих репрессий. Сейчас это было подтверждено. Но Хрущев добавил: «Надо еще приложить немало усилий, чтобы действительно узнать, кто виноват в его гибели». Оказывается, убийца Кирова задерживался около «Смольного» и у него было обнаружено оружие. Тем не менее он не только остался на свободе, но проник в Смольный, в коридор, по которому обычно ходил Киров, и убил его в тот момент, когда начальник охраны отстал от Кирова, хотя по инструкции не имел права отставать от охраняемого. Арестованного начальника охраны повезли на грузовике на допрос к Сталину, Молотову, Ворошилову. Была инсценирована авария, во время которой часовой прикончил арестованного, а потом и сам был расстрелян. Хрущев делает вывод: «Значит кому-то надо было сделать так,
