Владимир Оболенский - Моя жизнь. Мои современники
18
Императорская Германия, несмотря на свою агрессивность, была во много раз гуманнее Германии национал-социалистической.
19
Это я писал в 1937 году. Когда немцы завладели Чехословакией, Паниной пришлось покинуть эту страну и переселиться в Соединенные Штаты Америки, где она опять впряглась в общественную работу в Комитете помощи русским эмигрантам под председательством А. Л. Толстой.
20
Как я упоминал выше, железные дороги в Крыму находились в ведении украинского министра путей сообщения, а потому все станции были переименованы по-украински. Но какими правилами грамматики руководствовались украинцы, изменяя греческое слово «Симферополь» и превращая его в «Симферопиль», — едва ли им самим было известно.
21
Я редко встречал людей, так плохо владевших устным словом, как Павел Дм. Долгоруков. Среди членов ЦК кадетской партии, где он в течение последних лет избирался товарищем председателя, его в шутку называли «лидер ohne Worte». Он знал эту кличку, сам добродушно над собой подтрунивал, но считал все-таки своей обязанностью произносить свои длинные и путаные речи. Но зато он обладал силой морального влияния своей личности. В России он был одним из богатейших людей. Лишившись всего и попав в эмиграцию без гроша денег, он легко переносил свою нищету. О себе он меньше всего заботился и тяготился не тем, что иногда не хватало денег на обед и ночлег, а своей оторванностью от родины. Наконец не выдержал и под видом странника перешел русскую границу. Вероятно ставил себе наивную цель продолжать в России прерванную в Крыму борьбу с советской властью. Само собой разумеется, что этой цели не достиг, а, прожив в Харькове несколько месяцев, был обнаружен и расстрелян. Слышал я, что умирал он спокойно. На то и шел.
22
Любопытно отметить, что это был тот самый епископ Вениамин, который, переменив на 180 градусов не то свои убеждения, не то свою тактику, возглавляет за границей вышедшую из подчинения митрополиту Евлогию православную церковь, признавшую советскую власть. Меткое выражение Врангеля — «Слащев в юбке» — в этом отношении оказалось пророческим.
