Аркадий Стругацкий - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1972–1977

<…>

И все же некоторые существенные особенности повести выделяют ее из массы современных научно-фантастических произведений, да и в творчестве самих Стругацких «Понедельник начинается в субботу» — вещь безусловно в новом роде.

Прежде всего необходимо отметить, что удивительные события, изображенные в повести Стругацких, происходят в настоящем и, если можно так выразиться, на глазах у общественности. Однако современная тематика разрабатывается у Стругацких иначе, чем в большей части современной научной фантастики. Если обычно писатели стремятся онаучнивать фантастику, чтобы придать ей максимум правдоподобия, то Стругацкие как бы поставили перед собой цель с помощью сказочной образности «расправдоподобить» науку, создать заведомо нереальные, немыслимые фантастические ситуации. <…> Зачем же понадобилась авторам такая остраненно-фантастическая форма, если все или почти все изображаемые ими чудеса можно было осуществить в более правдоподобном и наукообразном виде, без труда подыскав им научные — во всяком случае по видимости своей — обоснования? Очевидно, эта форма как нельзя лучше отвечала творческому замыслу писателей.

В самом деле, представь писатели деятельность своего НИИ в несколько более реальном и конкретном виде, обозначь его научную специфику и тематику, — и изображение даже самых фантастических результатов его деятельности, которые к тому же необходимо обосновать научно, будет иметь тенденцию превращаться из средства в цель, из приема в тему, будет связывать руки авторам, задумавшим написать фантастическое иносказание о современной науке, о ее взаимоотношениях с человеческой мечтой о счастье, о ее человеческой ценности. Зато фантастика отстраненная, сказочная, предоставляя писателям максимум свободы, помогает в то же время фиксировать внимание на самом главном — современном, актуальном содержании повести.

<…>

<…>

Не просто написать групповой литературный портрет. Парадоксальна сама по себе задача уяснить некую общую индивидуальность, общую личность двух человек, бросаться на поиски экспрессивно-эмоционального единства, где по логике вещей должна быть преимущественно цельность конструктивная. Когда читаешь повести и романы Аркадия и Бориса Стругацких, воспринимаешь авторов как одного человека, как цельную личность. Но когда думаешь о них, когда хоть немного их знаешь, то видишь другое: это очень разные люди, с разной манерой держаться, говорить, слушать, с разными привычками, обликом, профессиями. Интересно вот что: старший брат — не просто старший, не на год-полтора, а на восемь лет, на целую Отечественную войну, в которой участвовал, был ранен; младший в ту пору был мальчишкой. Старший — филолог, знаток японской литературы, младший — астроном, оперирующий не иероглифами, а большими числами, точными понятиями, любящий аргументацию со множеством последовательных, не противоречащих друг другу доказательств. <…> Но биографии можно не знать и всего этого не заметить и, даже заметив, не быть уверенным в безусловной и бесспорной правоте. И уже совсем эти выкладки теряют смысл, когда подходишь к сути произведений. Здесь не покидает ощущение полного единства и согласия, органичности процесса работы над книгой, и, что особенно важно, работы совершенствующейся. Развивается художественное мастерство. Изыскиваются новые принципы. Захватывается новый материал. Вынашиваются и крепнут новые идеи. Тут уже, очевидно, мало говорить о согласованности убеждений, о добром сотрудничестве братьев-соавторов. Или о том, что достоинства первого дополняются достоинствами второго. Скорее всего — резким, определенным, непреклонным было влияние самого времени. Не в том примитивном смысле, что Стругацкие писали как бы под его диктовку, а в более сложном, когда трудно, почти невозможно обойти общие опасения, вопросы, успехи. И нужно отвечать на его требования так или иначе, прямо или косвенно, с юмором или драматическим пафосом.

<…>

Целая область умственной жизни с новой силой была захвачена романтическими стремлениями. Но романтические надежды связывались с точными науками и техникой, следовательно, опирались на устои сугубо практические, непреложные. Реализация новых идей казалась абсолютно неизбежной. А потому и эксперимент должен был последовать немедленно. При современном уровне техники он нередко был рискованным, результаты могли сказаться не сразу. Значит — нужен риск, возможны жертвы. И нужны герои, способные на риск. Люди, не боящиеся взять на себя ответственность за опасный шаг.

«Страна багровых туч» возникла в спорах тех лет. Они если и не определили навсегда писательский путь Стругацких, то во всяком случае дали материал для целого периода их работы: для повести «Путь на Амальтею» (1959), сборника «Шесть спичек» (1960), повестей «Стажеры» (1962), «Возвращение (Полдень, XXII век)» (1963). Это была начальная точка эволюции их идей, стремлений, художественных принципов.

<…>

Что касается коллизии Быков — Юрковский, здесь начинается важная тема, которая в ином плане, не в психологическом, а социальном, будет поставлена в повестях «Трудно быть богом» и «Далекая Радуга». Покамест же решается вопрос: что важнее, нужнее, в итоге результативнее — риск, жертва или отдающее себе отчет, обдуманное мужество, в любую минуту готовое встретиться с опасностью.

Три книги («Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажеры»), связанные между собой одними и теми же героями, так и не дают однозначного ответа. Оба характера динамичны, обогащаются от книги к книге. Спор идет серьезный, и долго нельзя определить победителя. Может быть, в этом споре по-настоящему и сказались индивидуальности братьев, когда сполна представленные аргументы — одним в пользу Юрковского, другим в пользу Быкова — не позволяют быстро исчерпать конфликт, присудив бесспорную победу одной из сторон.

<…>

В этой повести [ПНА. — Сост.] нет новых идей, новых концепций. Она движется инерцией «Страны багровых туч». И все-таки «Путь на Амальтею» примечателен для работы Стругацких. В первой повести заметна их писательская неопытность, заметны усилия, с которыми она писалась, этакая серьезность учеников-отличников, получивших самостоятельную работу. «Путь на Амальтею» написан легко, непринужденно, весело, свободно, с ощущением таланта и просто удовольствия писать, строить, делать вещь.

<…>

И вот в повести «Стажеры» (1962) — резкий и непредвиденный поворот.

<…>

С самого начала — это повесть размышлений, споров, обобщений. Уже в прологе спорят больной Дауге, окончательно отставленный от космоса, и Маша Юрковская, любимая когда-то им женщина.