Вадим Мацкевич - Солдат империи, или История о том, почему США не напали на СССР

Мне тогда хватало чисто патриотической надежды, что моя маленькая конструкция действительно лишит прицельные системы американцев их преимуществ, которые были в то время абсолютными, а значит, устранит сложившееся в тот период корейской войны стратегическое превосходство американской авиации над нашей.

Между тем государственные аспекты происходившего были, что называется, на поверхности. И это проявлялось не только в вовлечении крупнейших политических фигур, но и в том, что 108-й институт, приостановивший ради исполнения приказа Сталина свои разработки, мобилизовал все ресурсы на выполнение задачи, поставленной вождем: сделать 500 станций в течение трех месяцев и установить их на самолетах в действующей армии…

В Андуне поначалу все шло очень хорошо. Летчики были довольны работой станции. Командир корпуса доложил министру обороны Н. А. Булганину об исключительной эффективности изобретения, а тот — Сталину. Ни один самолет, на котором была установлена станция, не был сбит. Более того, не было потерь ни в одном из звеньев, состоявших из четырех воздушных машин, если хотя бы одна из них имела станцию.

Летчики теперь заблаговременно узнавали о подходе «Сейбров». Летчики не только уходили от атак противника, но и, используя сигналы станции, сами сбивали атакующие «Сейбры». Для этого одна пара из четверки продолжала идти прежним курсом, а другая брала в «клещи» увлекшийся привычной погоней «Сейбр». За короткое время так было сбито несколько «Сейбров»…

И вдруг в один далеко не прекрасный день сразу несколько летчиков после возвращения из боевых вылетов сообщили, что станция давала сигналы о появлении «Сейбров», а атакующих самолетов не было! И этих лжесигналов была тьма-тьмущая!

Вот уж действительно хуже, то бишь «гирше», как говорят на Украине, не придумаешь! Мне сразу вспомнились предупреждения адмирала Берга о перенасыщенности театра военных действий в Корее различными излучениями электронной техники. Он считал, что от них станция будет беспрестанно срабатывать и голова у летчика пойдет кругом.

Ни с того ни с сего все без исключения станции стали давать на земле и в воздухе какие-то сигналы. Правда, они отличались от «сейбровских» сигналов, но в боевой обстановке это было не так важно. На нескольких самолетах летчики даже выключили станции. Ложные сигналы, которые вдруг стали с высокой интенсивностью прослушиваться на всех самолетах, ослабевали с уменьшением чувствительности. И я метался от самолета к самолету, вскрывая хвостовые люки и регулируя чувствительность станции.

Нормальная дальность действия станции была 8—10 километров, но при наличии ложных сигналов я «загрублял» чувствительность до 5 километров. При этом, как подтверждали летчики, ложные сигналы ослабевали. Но тогда в реальной боевой обстановке сигналы о приближении «Сейбра» появлялись не с дальности 8—10 километров, а с 4—5.

Ложные сигналы не вводили в заблуждение лишь командира авиаполка полковника Шевелева:

— Инженер, на моем самолете можешь ничего не регулировать! Ложные сигналы есть, но я их запросто отличаю от настоящих: они отличаются как гудение трактора и симфоническая музыка!

Однако большинство пилотов, видимо, не склонно было вслушиваться в сигналы столь же внимательно. Поэтому на бортовых пультах управления станцией я установил выключатели, чтобы, во-первых, отключить сигналы при осуществлении сеансов радиосвязи, а во-вторых, не раздражать ими летчиков, когда сзади действительно никого нет. Кроме того, при выключении системы предупреждения о приближении противника на прицеле (прямо перед глазами летчика) загоралась красная лампочка. Правда, это мое рацпредложение было встречено в штыки, поскольку летчики предпочитали слушать ложные сигналы, нежели постоянно видеть перед собой тревожный красный свет.

Но откуда взялись, черт побери, эти ложные сигналы? В чем их причина? Первая гипотеза, автором которой был адмирал Берг, это генерирование сигналов от внешних полей. Но тогда станция не должна была срабатывать при экранировании антенны. Для проверки мне сделали металлический ящик, в который я закладывал станцию вместе с антенной и источником питания. Однако сигналы не только не прекращались, но даже не уменьшались! Следовательно, внешние поля тут ни при чем, причина кроется внутри контура самой станции. Может быть, это влияние самолетного оборудования? Но на самолетах не было никаких мощных излучающих устройств. К тому же станция была установлена в хвосте, то есть далеко от моторов и других агрегатов самолета. Так что же вызывало эти непонятные сигналы?!

Дни и ночи я мучился с этой проблемой, а интенсивность ложных сигналов все увеличивалась и увеличивалась. Я «загрубил» станции уже до дальности обнаружения 2—3 километра. По прошествии двух недель после выхода постановления Сталина я выбился из сил. Станции стали работать совсем плохо.

Из Москвы прилетели два эмиссара с Лубянки: один из них явно был следователем, а второй — специалистом Института радиоэлектроники НКВД. Чекист-инженер производил очень благоприятное впечатление — очень смышленый и грамотный.

Вскоре они пригласили меня уединиться с ними на аэродроме и сообщили, что каждый мой шаг контролируется. В центр сообщается обо всех обстоятельствах, связанных с боевым применением моей станции. В Москве, по их словам, известны все перипетии с моей станцией — от первоначального успеха до нынешних осложнений. И ввиду особой важности «Сирены» для обеспечения безопасности нашей авиации в Корее товарищ Сталин лично следит за тем, как осваивается станция.

Чекистам, оказалось, было известно о том, что у меня немало недоброжелателей и завистников. Знали они и о том, что генштабисты, которые рассчитывали поначалу получить за станцию очередные посты и другие поощрения, с возникновением проблем мгновенно изменили свои позиции и теперь рассчитывают отличиться, «выведя меня на чистую воду».

Инженер с Лубянки, когда его коллега-следователь куда-то отошел, успел мне шепнуть, что последнему поручено особо следить за тем, чтобы в случае неудачи я не «смылся» в Мукден или Харбин к белогвардейцам.

А еще чекисты сообщили мне, что Лаврентий Павлович изучил мое личное дело и в случае неудачи в Корее хочет направить меня к своему сыну-конструктору, которому необходимы способные и талантливые инженеры для разработки ракет и другого секретного оружия. Но, напомнили они, ситуацией в Корее интересуется лично Иосиф Виссарионович…

Откровения чекистов навеяли некоторый душевный холодок. Вслух я им сказал, что, на мой взгляд, причина лжесигналов в детекторах, а не в каких-то внешних полях. Оба лишь пожали плечами в ответ. Чтобы доказать чекистам неуместность их сомнений на этот счет, я через несколько дней пошел вместе с ними на заброшенную металлургическую шахту. Они на веревках опустили меня вниз, на глубину около 5 метров. Станция продолжала давать ложные сигналы и здесь, в отрезанной от всего мира шахте, куда внешние поля проникнуть никак не могли! Мне стало совершенно ясно, что все дело в детекторах.