Н. Белоголовый - Сергей Боткин. Его жизнь и врачебная деятельность

Здесь мы предоставим слово доктору Кадьяну, которому поручено было разработать собранный таким образом материал; его слова нам дороги как слова очевидца этой последней, предсмертной работы Боткина, ибо показывают, до какой степени и тут, когда болезнь уже точила его силы, он вполне сохранял свою способность горячо отдаваться всякой новой научной цели, если посредством ее надеялся достигнуть положительных результатов для науки и человечества, и как умел в то же время своим искренним и серьезным отношением к предпринятому делу воодушевить всех своих сотрудников. Так, например, его увлечение делом в данном случае передалось не только участвовавшим врачам, но даже расшевелило и тех стариков, которые доживали свой век в богадельнях. «Дошедшие до богадельни слухи о предполагавшемся осмотре, – говорит доктор Кадьян в предисловии к изданному труду, – возбудили некоторое беспокойство среди стариков и особенно старух; им представлялось, что будут производить над ними страшные опыты: весить, мерить, раздевать чуть не донага, исследовать все органы и прочее. Администрация богадельни, имея в виду такое враждебное отношение призреваемых к исследованию, и сама стала относиться к нему с опасением. Но как только появился в богадельне С. П. Боткин, когда призреваемые познакомились с молодыми врачами, присланными для их исследования, то все страхи, всякие предубеждения исчезли сразу. Вполне гуманное обращение командированных врачей со стариками и со старухами, готовность их потолковать о болезни и дать медицинский совет привлекли к ним симпатии населения богадельни. Во все время, пока происходило исследование, не было ни одного недоразумения, ни одного неприятного столкновения между врачами и призреваемыми, все шло тихо и спокойно. Отказов от осмотра не было совсем, кроме одного случая – старухи 79 лет, но ввиду 2600 осмотров об одном не стоит и говорить».

Далее доктор Кадьян рассказывает, как общий интерес, возбужденный этой работой, охватил не только высший персонал богадельни, надзирателей и надзирательниц, но даже среди «богадельщиков» нашлись такие, которые взялись охотно помогать врачам, взвешивать товарищей и вообще оказывать посильные услуги, и благодаря такому дружному содействию вся эта сложная работа была закончена в месяц с небольшим. «Принимая поручение, – продолжает доктор Кадьян, – возложенное на меня городской комиссией, разработать материал, полученный от исследования, я рассчитывал, что моим руководителем будет Сергей Петрович Боткин, что он даст моему труду направление наиболее плодотворное и под влиянием его указаний получатся выводы более или менее важные, во всяком случае интересные; что он, так сказать, одухотворит всю работу, даст жизнь и значение статистическим цифрам. Моя надежда на это еще более усилилась, когда я увидел на деле, с каким интересом С. П. Боткин относился к исследованию стариков и старух: он часто приезжал в богадельню, внимательно следил за работой молодых врачей, разрешал их недоразумения, делал им различные указания, обращал их внимание на спорные вопросы в отношении старости, на те явления, которые заслуживают изучения и представляют особенную важность и интерес. Сергей Петрович зачастую по целым часам развивал перед нами свои взгляды на старческие изменения, совершающиеся в организме; излагал свои соображения о старости, все учение о которой ему представлялось незаконченным, неразработанным, явления старости далеко не изученными. Контора богадельни обращалась в аудиторию, и профессор Боткин прочитывал целые лекции, такие же ясные, вразумительные и прекрасные, как и те, которыми мы заслушивались, еще будучи студентами. Жаль, что они не записаны».

Приведенная выдержка не только лишний раз подтверждает неутомимую деятельность Боткина и то страстное и в то же время настойчивое, а не скоро охлаждающееся отношение к предпринятому делу, какие он вносил во множество работ, задуманных им в течение 30-летнего профессорского поприща, – притом она фактически доказывает нам его великое значение как ученого и объясняет, почему его преждевременная смерть представляет такую тяжелую и незаменимую потерю для науки. Так, в данном случае мало того, что почин труда принадлежит целиком Боткину, что он сам организует его и деятельно содействует его исполнению подробными указаниями, – опубликованные результаты служат ясным свидетельством, что затеянная и исполненная работа потеряла из-за его смерти в значительной степени тот научный смысл, который получила бы, если бы была окончена при его жизни. Мы можем только догадываться, что, предпринимая это исследование, Боткин наметил себе уже некоторые вопросы, которые имел в виду разработать и выяснить при его помощи; так, с этой целью он обратил особенное внимание на изучение у богадельщиков старческой одышки и подвижности сердца в старческом возрасте, поручив специально исследовать их двум из участников – докторам Кудревецкому и Волкову. Но одухотворитель работы умер, а с ним погибла и разработка этих вопросов; в результате получился почтенный труд, богатый цифровым и старательно подобранным материалом, но материалу этому долго суждено оставаться в сыром виде, потому что для его окончательной обработки и извлечения из него необходимых выводов нужен был сам Боткин с его наблюдательностью, с его широким обобщающим умом, с огромными знаниями, а сочетание всех таких свойств в одном лице является у нас пока весьма редким исключением. Так эта предсмертная работа Боткина и остается недопетой лебединой песнью нашего ученого.

Глава VI

Таким образом, когда Боткин находился в апогее своей деятельности, когда умственная и нравственная его энергия поражали своей молодостью и Россия могла ожидать от него еще много неоценимых ученых, преподавательских и общественных услуг, физическое его здоровье стало заметно расстраиваться и внушать опасения его семье и друзьям. Как ни был крепок его организм от рождения, однако вследствие каких-то причин и вероятнее всего постоянной, чрезмерной умственной работы, малоподвижного и чересчур сидячего образа жизни, а также пренебрежения диетой в годы молодости образцовым его признать было нельзя, так как он подвергался частым заболеваниям. Ранее было сказано о желчной колике, которая со времени пребывания в Берлине преследовала его всю жизнь то в форме острых болевых припадков с более или менее продолжительными перерывами, то в форме тяжелого желудочного несварения. Это обстоятельство под страхом повторения жестоких болей заставляло его быть осмотрительнее и строже соблюдать необходимые гигиенические правила. Так, в употреблении пищи и вина он не выходил из рамок умеренности, склонности же к полноте как последствию сидячего образа жизни старался противодействовать во время летнего отдыха большими прогулками пешком или верхом, а зимой давно взял себе за правило отпускать с последней консультации экипаж и возвращаться домой к обеду пешком, – и его каждый день можно было встретить в седьмом часу вечера быстро идущим по улице своей раскачивающейся походкой с заложенными за спину руками с тростью, всегда с задумчивой опущенной головой и рассеянно отвечающим на поклоны многочисленных знакомых. Этими мерами и частыми поездками в Карлсбад и на морские купания его здоровье поддерживалось весьма удовлетворительно, – и только история с «ветлянской» чумой впервые вывела его нервную систему из того замечательного равновесия, в каком она всегда находилась и к которому с тех пор более не возвращалась, – и весьма возможно, что доктор Н. И. Соколов прав, относя к этому времени начало сердечного расстройства Боткина.