Александр Андреев - Берегите солнце

- Стой! Стрелять буду! - и выстрелил.

Завернув за угол сарая, я увидел прямо перед собой человека с круглым лицом, с железным, спрессованным навечно ежиком волос; он стоял, прислонившись спиной к стене, на меня глядели черные дыры вместо глаз. Он медленно занес руку, должно быть, с гранатой-"лимонкой", Чертыханов успел прикладом ударить по его руке, "лимонка" шлепнулась к ногам, и Прокофий сильным пинком отбросил ее; она ударилась в дровяной сарайчик и взорвалась. И где-то в глубине следующего двора раздался испуганный крик: "Немцы! Немцы в Москве!"

Здоровенный детина с черными дырами вместо глаз привычно выхватил из кармана нож и рванулся ко мне. И тогда я выстрелил в него в упор. Человек протяжно и глухо застонал и грохнулся на землю.

- Готов, - отметил Чертыханов.

- Возьми у него документы, - сказал я.

Чертыханов наклонился над убитым.

- Документов целый воз!..

Подошел Петя Куделин, горячий от возбуждения и в то же время огорченный.

- Сбежал, товарищ капитан. Все дворы проходные, разве найдешь... Не подоспей вы - все удрали бы.

- Никуда бы они не удрали, Петя, - успокоил я его. - Не мы, так другие схватили бы...

Мы вернулись к грузовику. Чертыханов влез в кузов и развязал брезент, прикрывавший груз. Я встал на скат и тоже заглянул через борт. В кузове аккуратно были уложены штуки мануфактуры, шерстяных и шелковых тканей, банки с консервами, мешки с мукой и сахаром, плетеные корзины с водкой и коньяком. А на самом дне - два мешка с тяжелыми четырехугольными предметами. Прокофий развязал мешок, вытащил один такой предмет и сказал:

- А напоследок - деньги, товарищ капитан. - Еще раз посветил фонариком и уточнил: - Тридцатки. Только из-под печатной машины. И во втором мешке тоже деньги, но, должно быть, сотенные: пачки-то побольше и потяжелее... Вот это хапанули! Вот это работа, товарищ капитан!..

- Ладно, - сказал я, спрыгивая с колеса. - Завяжи мешки так, как было. Дай мне фонарь.

Я осветил скаты. Они были прострелены в нескольких местах и изрублены ободами.

- Не дотянем, товарищ капитан, - сказал Чертыханов. - Разве на таких колесах доедешь?..

- На первой скорости доберемся, - ответил я. - Садись, Петя...

Чертыханов, свесившись через борт, заглянул ко мне в кабину.

- Товарищ капитан, давайте по пачечке захватим деньжишек-то, а? Все равно ведь несчитанные. Хоть гульнем напоследок вдоволь, как по нотам. Лицо его висело передо мной - лбом книзу - желтое, как фонарь. Он, прищурясь, смотрел на меня, ожидая, что я отвечу.

- Бери, если хочешь, - небрежно сказал я. - Хочешь пачку, хочешь две. Пожалуйста.

Желтый фонарь качнулся, взлетая вверх.

- Н-да, - проворчал Чертыханов. - Огорошили вы меня своим великодушием. Лучше бы накричали...

Я рассмеялся.

- Мрачно шутишь, Прокофий.

Чертыханов опять свесился ко мне.

- Вот ведь что удивительно, товарищ капитан: сижу я на деньгах - на миллионах! - от которых столько подлостей и преступлений произошло на земле и из-за которых, в сущности, эти вот бандюги носом в мусорную яму ткнулись, и мне хоть бы что. Сижу, как на мешке с картошкой. А вы только представьте: окончится война, вернусь домой, на свою калужскую землю, где теперь хозяйничают немцы, и знаю наперед: ни наркома из меня не выйдет, ни генерала, ни профессора. Буду выращивать хлеб, буду копеечку к копеечке приклеивать да подсчитывать, и жена появится - надо бога молить, чтобы кроткая попалась, не жадная, - сетовать буду: не хватает деньжишек. А ведь семейка образуется, детишки пойдут, их всех одеть надо, обуть, накормить. И буду я зимними долгими вечерами рассказывать им, детишкам, что, мол, сидел верхом на миллионах и ни одной что ни на есть завалящей бумажонки не присвоил, - не до того было. Да, жизнь... Трогать будем или ребят позовем? Перетаскаем все на руках?..

Я завел мотор, включил скорость, машина содрогнулась и стронулась с места, мотор надсадно выл, обода, пересчитывая булыжник, гремели и подскакивали, сотрясая машину.

К штабу мы тащились с полчаса. Чертыханов не выдержал тряски и соскочил на мостовую, зашагал вровень с кабиной.

- Ну ее к черту! Такая езда все кишки перепутает, как по нотам, ни один доктор не разберет, где начало, а где конец...

Я завернул за угол, на свою улицу. Прокофий забежал вперед машины и взмахнул автоматом. Я тут же выключил скорость.

- Ценный груз доставлен по назначению! - сказал Чертыханов, подойдя ко мне.

Я отсоединил зажигание и выпрыгнул из кабины. В радиаторе клокотала вода, из-под капота валил пар. Я приказал Чертыханову и Пете Куделину забрать из кузова мешки с деньгами и поставить еще одного часового: вдоль тротуара стояло уже до десятка машин и легковых и грузовых с грузом, укрытым брезентом: все они были надежно подготовлены для дальних перегонов...

15

В зале возле стеклянной перегородки стоял Браслетов и с необычным для него оживлением рассказывал о чем-то. Лицо его пылало, на переносье и на лбу вспыхивали капельки пота, даже мягкие завитки волос у висков были влажными, глаза блестели, выражая и удивление, и пережитый страх, и торжество. Он бросился ко мне, когда я вошел, и сжал мне руки выше локтей.

- Что сейчас произошло, капитан! - заговорил он, захлебываясь, глотая концы слов. Бойцы, находившиеся здесь, и задержанные внимательно слушали. Мы обходили квартал на Красной Пресне: я, сержант Мартынов, красноармейцы Середа и Седловатых... Поначалу все было тихо, мирно. Во дворы заглянем глухо, темно, одни дежурные у подъездов да на крышах девчушки, ожидающие налетов, чтобы тушить "зажигалки". И вдруг... - Браслетов даже присел, как бы от неожиданности. - В одном из переулков к нам подбегает женщина, очень встревоженная, на рукаве - повязка. Видать, дежурная. И говорит: "Вот в том пустом доме, что на днях разбомбили, в слуховом окне мелькают огоньки". "Какие огоньки?" - спрашиваем. "Какие? Сигнальные, - говорит. - В прошлую ночь тоже дежурила и тоже видела эти огоньки". Но тогда она подумала, что это ей просто показалось... Мы поспешили за женщиной. Она провела нас по переулку к тому дому. За ним начинался пустырь, а дальше шли корпуса фабрики... Ждем. И вдруг... - Браслетов опять присел, глаза округлились, он оглянулся, точно его подслушивали, и произнес почти шепотом: - И вдруг действительно зажглись огни, мигали фонарем: три раза коротких, один продолжительный и опять два отрывистых, точно высвечивали по азбуке Морзе... Огонь помигал, помигал и погас. Потом, через некоторое время, опять... Честное слово! Вот сержант Мартынов не даст соврать... - Браслетов повернулся к Мартынову.

Сержант, облокотившись на загородку, жевал булку с колбасой.

- Верно, товарищ капитан, - подтвердил он скупо и без особого интереса.