Черубина де Габриак - Исповедь
УМЕРШЕЙ В 1781 ГОДУ
Во мне живет мечта чужая,Умершей девушки — мечта.И лик Распятого с крестаГлядит, безумьем угрожая,И гневны темные уста. Он не забыл, что видел где-то В чертах похожего лица След страсти тяжелей свинца И к отроку из НазаретаПорыв и ужас без конца.И голос мой поет, как пламя,Тая ее любви угар,В моих глазах — ее пожар,И жду принять безумья знамя —Ее греха последний дар.
«Из полнозвучной старой меди…»
Из полнозвучной старой медиСвое пророчество ты слил,Ты говорил мне о победе,О дерзновенье слабых сил.
Не на меня, а вдаль куда-тоСмотрел печальным взглядом ты,Ты видел алый свет закатаЗа гранью жизненной черты.
И с этим грустным ясным взглядомО, нет, ты не был вестник зла.И если я не встану рядомС тобой, чтоб нить найти узла,
То все ж святым воспоминаньемВ душе останется всегда —Твой рот, подернутый страданьем,И глаз глубокая вода.
ПРОРОК
Он раскрывает.Он пришел сюда с Востока,Запыленным плащом одет,Опираясь на жезл пророка,А мне было тринадцать лет.
Он, как весть о моей победе,Показал со скалистых кручГород, отлитый весь из меди,На пожарище рдяных туч.
Там — к железным дверям собораШел Один — красив и высок,Его взгляд — торжество позора,А лицо — золотой цветок.
На камнях под его ногамиРазгорался огненный след.Поднимал он черное знамя…А мне было тринадцать лет…
Он улыбаетсяОн долго говорил, и вдруг умолк…Мерцали нам со стен сияньем бледнымИнфант Веласкеса тяжелый шелкИ русый Тициан с отливом медным.
Во мраке тлел камин; огнем цвелиТисненных кож и чернь и позолота;Умолкшие слова в тиши росли,И ждал развернутый том Дон-Кихота.
Душа, убитая тоской отрав,Во власти рук его была, как скрипка,И увидала я, глаза подняв,Как на его губах зажглась улыбка.
Он упрекает.Волей Ведущих призвана в мирК делу великой страсти,Ты ли, царица, бросишь наш пир,Ты ль отойдешь от власти?
Ты ли нарушишь стройный чертежМиру сокрытых братий?Ты ли, царица, вновь не сольешьСилой своих заклятий —
С мрачною кровью падших боговСветлую кровь героев!Ты ли, царица, жаждешь оков,Дух свой постом успокоив?
Ты ли святую тайну храня,Ключ золотой Востока,Ты ли, ребенок, бросишь меня,Ты ли сильней пророка?
Он насмехается.Ваш золотисто медный локонЛаскают черные меха.Вы — образ древнего грехаВ шелку дымящихся волокон.
Ваш рот не скроет Вашу страстьПод едкой горечью сарказма,И сердца алчущего спазмаСильней, чем Вашей воли власть.
Я в лабиринтах безысходныхСумел Ваш гордый дух пленить,Я знаю, где порвется нить,И как, отвергнув путь свободных,
Смирив «святую» плоть постом,Вы — исступленная химера —Падете ниц перед Христом, —Пред слабым братом Люцифера.
КОНЕЦ
С. Маковскому
Милый рыцарь Дамы Черной,Вы несли цветы учтиво,Власти призрака покорный,Вы склонялись молчаливо.
Храбрый рыцарь. Вы дерзнулиПриподнять вуаль мой шпагой…Гордый мой венец согнулиПеред дерзкою отвагой.
Бедный рыцарь. Нет отгадки,Ухожу незримой в дали…Удержали вы в перчаткеТолько край моей вуали.
СТИХОТВОРЕНИЯ 1913–1917[55]
«О, если бы аккорды урагана…»
О, если бы аккорды урагана,Как старого органа,Звучали бы не так безумно дико;О, если бы закрылась в сердце ранаОт ужаса обмана —Моя душа не рвалась бы от крика.
Уйти в страну к шатрам чужого стана,Где не было тумана,Где от луны ни тени нет, ни блика;В страну, где все — создание титана,Как он — светло и пьяно,Как он один — громадно и безлико.
У нас в стране тревожные отливыКладет в саду последний свет вечерний,Как золото на черни,И кроны лип печально боязливы…Здесь все венки сплетают лишь из терний,Здесь дни, как сон, тяжелый сон тоскливый,Но будем мы счастливы, —Чем больше мук, тем я люблю безмерней.
Петербург, 1 мая 1913ДЕНЬ НОВОГО ГОДА
Слова учителя ученику
Только храброму сердцу откроется свет,только смелому — воздух душистый, —Для иных в высь нагорную доступа нет,Нет молитвы безмолвной и чистой.
Отрекись от утех, — пусть ликуют они! —Ты ж отвергни покоя лик бледный, —В них неверная часть, — но найдешь ты во мнеВсю великую радость победной.
Отвори их! В руках твоих сила лежит, —Моя сила, — и ждет лишь желанья.И войдем в этот край, что зарею горит,На холмы золотого сиянья.
Но запомни: в те страны не примут раба, —Радость, горе, покой или бедыНе должны изменить очертания лба…Моя сила растет от победы.
Самарканд, лето 1913ВСЕМ МЕРТВЫМ
Я ризы белые несудля мертвых,и слезы, — дум моих росу — для скорбных.
Опалы, павшие с куста, —умершим,кристаллы слез, чья соль чиста, ушедшим.
Я речи снова берегудля мертвых,и свечи траурные жгу для чистых.
Пусть пламя слов падет на грудьумершим,пусть знамя свеч укажет путь воскресшим.
1913«Христос сошел в твои долины…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
