Анна Цомакион - Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии

Вслед за миром в Виллафранке туринское правительство, судя по его упорному молчанию, казалось, намерено было остановиться на полдороге в вопросе объединения страны. Придерживаясь своей осторожной политики, Кавур боялся слишком быстро идти к цели, хотя и решил мысленно, что до Виллафранкского мира объединение Италии было возможно, но после него стало необходимо. Опасаясь потерять союзника в лице французского императора, он избегал рискованных шагов и на этом основании отверг план Мадзини, предлагавшего ему поднять восстание одновременно в Неаполе и Риме и, заняв последний, сразу покончить дело объединения. В Италии политика Кавура возбудила недовольство среди партии действия и вызывала волнения. Всюду замечались явные признаки брожения, предвещавшие грозу. В то время как Гарибальди потребовал в парламенте предания суду Кавура за уступку Савойи и Ниццы, в Сицилии вспыхнуло восстание. Оно было подавлено неаполитанским правительством, но волнение не улеглось и грозило разразиться новыми беспорядками. Еще раньше Гарибальди обещал некоторым друзьям своим, уроженцам Сицилии, принять участие в восстании их соотечественников, как только они поднимут оружие против неаполитанского правительства. Деятельная помощь сицилийцам вытекала из плана, который составил Гарибальди, – расшатать абсолютизм там, где он был сильнее всего, то есть в Неаполе и Риме. Примыкая к восстанию на Сицилии, он собирался возбудить одновременно восстание в Папской области и в Неаполитанском королевстве. С этой целью он намеревался организовать в различных пунктах страны небольшие революционные очаги, чтобы не дать противникам возможности сосредоточить свои силы в одном месте.

Создавая этот план, Гарибальди ни в коем случае не мог надеяться осуществить его собственными средствами и потому рассчитывал на содействие туринского правительства. Но Кавур имел свою точку зрения и решил пока не помогать партии действия в ее начинаниях, но и не ставить ей никаких преград; боясь смутить своего союзника доброжелательным отношением к ненавистной ему партии, он делал вид, что всеми силами преследует сторонников революционного направления. Поставленный между двух огней, министр Виктора Эммануила взял на себя трудную, быть может, ему одному посильную задачу – направить к общей цели революцию и дипломатию, то пользуясь услугами первой, то сдерживая ее, когда она грозила повредить его добрым отношениям к союзнику, взявшему теперь под свое явное покровительство папу и его престол.

При таком положении дел победы Гарибальди в 1859 году и его постоянно возраставшая популярность сильно заставляли задумываться туринского дипломата. У него возникало опасение, что, единожды выйдя из повиновения, Гарибальди, при своем стремлении немедленно довести дело до конца, пойдет вразрез с его политикой и погубит дело родины. Кавур не одобрил план Гарибальди. На восстание в Сицилии он смотрел совершенно своеобразно, находя, что оно случилось весьма кстати для Пьемонта, от которого отвлекло беспокойные элементы. “Сицилия, – говорил он, – это фонтанель, куда направляется все вредное для Пьемонта”. Не меньше, чем Гарибальди и Мадзини, желая объединения Италии, Кавур хотел в то же время, чтобы оно совершилось постепенно и медленно, по возможности мирным путем, и во всяком случае – без потрясений; вот почему проекты революционных вождей не находили в нем сочувствия. Со своей стороны, и Виктор Эммануил, с недоверием относившийся к грандиозным планам Гарибальди, не подавал ему ни малейшей надежды на поддержку.

При таком отношении туринского правительства Мадзини и Гарибальди решили продолжать дело Италии на свой страх и риск. Мадзини написал письмо на имя одного из своих друзей, который должен был вручить его королю Пьемонта. В письме этом он убеждал Виктора Эммануила оказать терпимость к его партии, не препятствуя членам ее действовать среди народа; он просил поддержать Гарибальди в борьбе за независимость Италии и помочь ему в случае, если одна из держав выступит на защиту короля неаполитанского. Со своей стороны, бывший диктатор обещал королю сохранить в строгой тайне его содействие, разжечь восстание в Сицилии и Неаполе, по присоединении которых к Пьемонту объединение совершится само собою без всяких затруднений. В конце письма Мадзини предостерегал короля, говоря, что брожение умов, вызванное его медлительностью, начинает грозить анархией, что, к тому же, военный энтузиазм из-за бездеятельности, в которой оставляют народ, начинает слабеть, отчего дело родины может быть проиграно. Мало рассчитывая на сочувствие туринского правительства, в котором он разочаровался уже раньше, Мадзини распустил прокламации, обращенные к сицилианцам, с целью подготовить последних к прибытию Гарибальди. В это время капрерский отшельник, развязавший себе руки отклонением королевской милости, задался целью набрать необходимое оружие и обучить солдат для борьбы за независимость. Он примкнул к обществу “Вооруженная нация”, а затем, когда вследствие правительственных репрессий оно распалось и возродилось в обществе “Подписка на миллион ружей”, сделался членом последнего.

Несмотря на преследования, начатые дипломатией против “Вооруженной нации”, несмотря на неодобрение, с каким отнесся Кавур к плану действий, выработанному в совместных совещаниях Мадзини, Гарибальди и Ратацци, большая часть политических изгнанников, не устрашившись антиреволюционных веяний, вернулась в Италию. Они-то взяли на себя руководящую роль в деле приготовления восстания в Неаполе и на Сицилии.

В то время королевством обеих Сицилии управлял Франциск II Бурбон, сын Фердинанда II, своим управлением заслужившего презрительную кличку король-бомба. Верный традиционной политике своей династии, возбудившей к себе общую ненависть, юный король ко всем порокам своих предшественников присоединял еще чрезвычайную нерешительность. Отсутствие характера выражалось у него в постоянных колебаниях и переходах от уступок и либеральных реформ к самым тяжелым репрессиям, к зверски жестокой расправе с непокорными. Меры правительства вызывали восстания, особенно частые в последнее время. Тогда начиналась расправа, сопровождаемая кровавыми сценами, трудно поддающимися описанию.

Гарибальди поселился на вилле Спинола, недалеко от Генуи, и занялся приготовлениями к экспедиции. Со всех концов стекались к Гарибальди волонтеры, и вскоре число их возросло до тысячи. Гарибальди стоило неимоверных усилий собрать вооружение, достаточное для экспедиции. Наконец, покончив с главными приготовлениями, он объявил 4 мая, что думает выступить на следующий день. Ко дню отъезда он приготовил несколько писем, из которых одно было адресовано Виктору Эммануилу, другое – к пьемонтской армии. Он убеждал последнюю честно служить королю, который “только временно подчинился влиянию своих приближенных и вскоре приведет армию к окончательной победе”. Два письма были адресованы друзьям героя, получившим поручение возбуждать восстание в народе, и, наконец, последнее – к владельцам захваченных пароходов – заключало в себе извинение в нанесенном им ущербе и обещание со временем возместить все убытки. Виктору Эммануилу Гарибальди писал между прочим следующее: