Коллектив авторов - Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Как-то на Рождество в семействе Остинов решили поставить комедию, написанную женщиной – Ханной Коули, с красноречивым названием «О чудо! Женщина хранит секрет!» о девушке, которая, рискуя собственной репутацией, прячет в своем доме сестру, сбежавшую от нежеланного брака. В эпилоге, сочиненном братом Джейн Джеймсом, зрителям рассказывали, что «теперь то время миновало, и Женщина Мужчине ровней стала». Но зрители и участники представления, разумеется, понимали, что это не всерьез, поскольку единственные способы, которыми женщина может реализовать свое «равноправие», указывались на пару строк ниже. «Коль захотим – мы их (мужчин) легко обманем, и твердость их смягчать улыбкой станем».

И все же барышни не сдавались. Ведь они были молоды и полны сил, а мы знаем из того же романа «Гордость и предубеждение», что «здоровые организмы могут питаться чем угодно». Если у них нет ни своих денег, ни кабинета для работы, ни права решать свою судьбу, они пытаются создать свое королевство прямо в гостиной.

Провинция

«Будь ты проклята! Желаю тебе выйти замуж и поселиться в деревне!» – сказал герцог Букингемский собаке, которая облаяла его на улице, и эта фраза как нельзя лучше характеризует отношения между Лондоном и английской провинцией.

Отношения эти в общих чертах аналогичны тем, что сложились между современной Москвой и «миром за пределами Садового кольца». Но, и это гораздо важнее, они являются поистине традиционными для Англии примерно с того времени, как Елизавета I превратила Лондон в культурную столицу и очаг просвещения. За последующие четыре века в описаниях провинциальной жизни едва ли появилось что-то новое.

Авторы XVII века, современники облаянного собакой герцога, не жалеют яда, изображая портреты сельских джентльменов. «Утром он утомляет вас спортивными занятиями, вечером – громкими музыкальными упражнениями и выпивкой, и весь день вызывает у вас усталость и замешательство. Его развлечения – это выдохшееся пиво и история его собак и лошадей, рассказывая которую, он сообщает вам родословную каждой из них с точностью герольда, а если вы вызовете его особое расположение, то, вполне возможно, он подарит вам щенка от одной из своих любимых сук».

Впрочем, их жены не лучше. Недостаток образования «заставляет столь многих сельских благородных дам чувствовать себя подобно немым статуям в обществе остроумцев; оригинальные высказывания тех кажутся им китайской грамотой, и они стоят в растерянности, надеясь услышать звуки английской речи и все-таки уловить там и тут хоть словечко на родном языке». Когда «сельские благородные дамы» остаются в своем кругу, то проводят время, «изучая рецепты приготовления марципана и заготовки слив, разговаривая о болезненных родах, жалованье прислуги, о цвете лица и больной ноге супруга».

Сто лет спустя Фанни Берни, любимая романистка Джейн Остин, описывая жизнь в провинциальном городишке Кингс-Линн в 1768 году, все с тем же ядом под языком рассказывает о «сплетничающих и праздно болтающих гостях. Какое изобилие нарядов, болтовни, нелепых комплиментов! Короче говоря, этот провинциальный городок вызывает у меня отвращение. Все разговоры вертятся вокруг скандалов, все внимание уделяется платьям, и почти все сердца таят в себе глупость, зависть и мелочную придирчивость. Нет, только большой город или деревня – только в этих местах чувствую я себя нормально». Когда некий мистер Барлоу сделал ей предложение, Фанни сразу же ему отказала, потому что не хотела «умереть рядом с ним со скуки». Другая образованная женщина XVIII века, поэтесса и переводчица Элизабет Картер, писала, что в небольшом городе Дейле, где они жили, «никогда не происходило ничего примечательного с момента высадки Юлия Цезаря, а события, происходящие в десяти милях оттуда, остаются столь же неведомыми, как если бы они случались в стране пресвитера Иоанна».

Наконец, если вы откроете написанные в 1837 году «Записки Пиквикского клуба», вы найдете там старых знакомых: косноязычных сельских джентльменов («Во всем Кенте не найдется лучшего местечка, сэр… да сэр, не найдется, уверен, что не найдется…») или почтенную жену священника, «у которой был такой вид, словно она не только постигла искусство и тайну домашнего изготовления ароматных настоек, на благо и удовольствие ближним, но и сама при случае не прочь была их отведать». Вы увидите мечтающих о замужестве провинциальных барышень, не упускающих случая с видом полной невинности сказать пару гадостей о внешности и манерах подруги, и, наконец, коварного соблазнителя, обольщающего глупенькую и тщеславную провинциалку и увозящего ее в Лондон.

Кажется, только век XX с его автомобилями, телефоном и кинематографом вносит некоторое разнообразие в сонную провинциальную жизнь.

Если мы вообразим некий спор между Лондонцем и Провинциалкой, то у каждого найдется что сказать в защиту своей родины и своего образа жизни.

Прежде всего, Провинциалка могла бы заявить, что со времен Вильгельма Завоевателя и Генриха Плантагенета сельское дворянство было и остается становым хребтом английского государства. Благодаря закону о выборах в палату общин мелкие землевладельцы могли оказать серьезное влияние на состав парламента, а следовательно – на его политику. Дело в том, что согласно этому закону сравнительно небольшие земледельческие округа могли посылать своих представителей в палату общин. Таким образом получалось, к примеру, что провинциальный городок Тивертон, в котором проживали примерно 20 дворян-избирателей, посылало двух членов в палату общин, соседнее с ним местечко Тэвисток с десятком избирателей посылало одного представителя, при том что мегаполис Лондон имел право лишь на 5–6 представителей в парламенте, а такие промышленные города, как Манчестер, Бирмингем и Лидс не посылали ни одного.

Порой закон о выборах приводил к совершенно абсурдным ситуациям. Например, в Олд-Сэрум из 12 жителей права избирателей имели только двое. Тем не менее местечко имело право выдвигать в палату общин двух представителей. В результате два избирателя из года в год избирали в парламент самих себя. Еще одна земледельческая община на побережье в один прекрасный момент просто перестала существовать – земли поглотило море. Но право выдвигать в парламент одного представителя осталось за этой общиной. Собственник берега садился в лодку вместе с тремя избирателями, они отплывали от берега, и избиратели выбирали владельца затонувших земель в палату общин парламента.