Елена Лаврентьева - Бабушка, Grand-mère, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

Е. П. и Г. Н. Сперанские в санатории, Лиелупе, Рижское взморье, 1951

Один из сыновей Преображенских, многократный чемпион СССР по слалому, Володя, был «лыжным» учеником моего отца. Мы дружим с ним до сих пор. Другая медицинская пара, милейшие Софья Георгиевна и Алексей Евгеньевич Звягинцевых, просто обожали деда и бабушку и часто приезжали к нам на несколько дней, как они говорили, «спераниться». Мы все очень любили Звягинцевых, а после смерти бабушки Софья Георгиевна стала для деда незаменимым другом.

На берегу Рижского залива, Лиелупе, 1953

В начале 50-х годов дед и бабушка решили продать большой дачный дом директору Института неврологии академику Н. В. Коновалову, который со своей семьей в 1951 ив 1952 годах проводил в нем летние месяцы в комнатах второго этажа. Незадолго до этого, когда решение о продаже дачи уже было принято, к Елизавете Петровне пришли какие-то люди из местных и предложили купить дом и участок. Увидев теннисный корт, женщина сказала: «Какая хорошая площадка. Здесь можно будет посадить картошку». Бабушка тут же сказала «нет», прекратила разговор и сухо попрощалась с посетителями. Дети Коноваловых Саша и Юра увлекались игрой в теннис, и это сыграло важную роль в выборе покупателя. Кроме того, Сперанские очень дружили с Николаем Васильевичем и его добрейшей супругой Екатериной Степановной. Продажа дома была очень мудрым поступком, так как дед и бабушка не хотели, чтобы после их смерти дом стал яблоком раздора между детьми. А это неизбежно бы случилось, если бы нам пришлось делить этот дом, рассчитанный на одну семью. К тому времени дед оформил на мою мать 20 соток в нижней части участка, где с его помощью мой отец построил небольшой летний домик из трех комнат с верандой.

С фокстерьером Тимкой на дане, весна, 1956

Деньги от продажи большой дачи бабушка разделила между двумя дочерьми и сыном. Я думаю, что это было очень непростое решение для Елизаветы Петровны и Георгия Несторовича: ведь дом был их детищем, и они прожили в нем почти полвека. После продажи дома бабушка практически перестала ездить на дачу, а дед построил себе на участке моей матери маленький сарайчик-мастерскую, куда продолжал приезжать по воскресеньям и в отпуск до последних дней своей долгой жизни и по-прежнему возился в саду, плел корзины и вытачивал на токарном станке ручки для инструментов и различные предметы из дерева. Последний раз бабушку привезли на дачу весной 1957 года. Она медленно прошла под руку с дедом по дорожкам маминого участка и попросила увезти ее в Москву. Ей было очень тяжело смотреть на свой любимый старый дом, в котором прошла вся жизнь.

Елизавета Петровна скончалась в январе 1958 года от очередной двусторонней пневмонии. Последний год своей жизни она практически не вставала с постели и почти полностью ослепла, не могла читать и очень этим тяготилась. После ее смерти дед собрал своих детей и сказал: «Мы с Лизой всегда хотели, чтобы вы жили дружно и во всем поддерживали друг друга». К сожалению, не все последующие поколения Сперанских последовали их желанию.

Мои первые отчетливые воспоминания о бабушке относятся к лету 1943 года, когда мы с мамой переехали из Ярославля в Москву и жили на даче. Бабушка составляла центр этой жизни. Мне она казалась тогда очень старой, хотя на самом деле ей было 66 лет, то есть меньше, чем мне сейчас. Она рано поседела и завивала концы своих волос с помощью горячих железных щипцов, почему некоторые пряди были желтоватого цвета. Я не помню, чтобы она когда-либо подкрашивала свои седые волосы, как это делают многие женщины ее возраста. На улице и в саду, а в последние годы жизни и дома, бабушка надевала на голову светлую косынку, завязывая концы узлом на затылке. Когда у нее стали болеть руки, она часто просила меня завязать узел. Бабушка всегда была сухощавой, с тонкими чертами лица, с живыми темными глазами. Судя по фотографиям, в молодости она была очень красивая. Очевидно, у Филатовых была какая-то примесь греческой крови, потому что и отец Елизаветы Петровны, и его родной брат Нил тоже были похожи на греков. На моей памяти бабушка всегда носила темные крепдешиновые платья (часто в горошек) или длинные юбки и белые кофточки из крепдешина. В старости на плечи всегда была надета шерстяная коричневая кофта, связанная моей матерью. Она не носила никаких украшений, только на груди всегда были маленькие часики, приколотые к брошке с мелкими бриллиантами. Любимой обувью бабушки были белые теннисные туфли, которые мы ей чистили зубным порошком. На пальце – единственное колечко с бирюзой, ее любимым камнем. От бабушки всегда очень приятно пахло смесью дорогих духов и табака. Из духов она предпочитала «Шанель № 5», которые ей иногда привозили знакомые из-за границы, а когда французские духи кончались, покупала «Манон» или «Красную Москву».

Е. П. Сперанская и С. Я. Маршак, середина 1950+х гг.

Сколько я помню, бабушка всегда много курила. Курила папиросы, вначале предпочитала «Казбек», потом перешла на «Беломорканал», иногда курила «Пушку», т. е. довольно крепкие и недорогие, так называемые «мужские» сорта. Помню это хорошо, потому что меня часто посылали на станцию пешком или на велосипеде бабушке за папиросами. Любила курить вместе с заядлыми курильщиками, например с Кирой Постниковой. В Москве мы жили в одном доме с С. Я. Маршаком, который очень ценил Елизавету Петровну и часто по вечерам приходил к нам в квартиру. Он часами сидел рядом с бабушкой в столовой или в ее спальне (когда у нее болели суставы), и они дымили в две папиросы, прикуривая одну за другой. Дед, однако, никогда не курил. Он рассказывал, что в детстве у него был печальный опыт курения сигары, после которой его нещадно рвало. Это отбило у него охоту к курению на всю жизнь. Он, как правило, уходил к себе в кабинет и работал там, оставляя курильщиков наедине. Часто бабушка курила с Софьей Георгиевной Звягинцевой, которая относилась к ней как к матери. Вообще бабушка была у нас в семье центром притяжения всех соседей и знакомых. К ней часто приходили посоветоваться или поделиться новостями наши соседи художники Кукрыниксы – Порфиша Крылов с женой Еленой Анатольевной, Николай Соколов и Михаил Куприянов. Частой гостьей была Елена Александровна Спендиарова, дочь известного армянского композитора, жена генерала Мясищева, тоже наша соседка. Софья Сергеевна Четверикова, дочь дедушкиного коллеги профессора Четверикова, была лучшей подругой моей матери и практически еще одной бабушкиной дочкой. Я не раз слышал у нас в столовой рассказы Ираклия Андроникова. Бабушка дружила с Генрихом Густавовичем Нейгаузом и его женой Милицей Сергеевной, а Святослав Рихтер одно время жил у нас в квартире и играл на нашем рояле. Чем привлекала их бабушка? Думаю, своей неизменной приветливостью, мудростью и умением слушать. Кроме того, у бабушки был еще один дар, в который свято верили все знакомые, особенно молодые и учащиеся люди. У бабушки была «счастливая» левая рука. Тот, кто пожимал ее левую руку перед экзаменом, был уверен в успешном результате. К ней «за левой рукой» приходили самые разные люди, и она никому не отказывала. Бабушка была очень щедрым человеком и не умела считать деньги. Кроме того, воспитанная в дореволюционные годы, очень любила давать деньги «на чай». При этом она справедливо считала, что обидеть человека можно только в одном случае: дать ему слишком мало. Деньги у бабушки были: дед в ту пору хорошо зарабатывал, и она «давала на чай» парикмахерам, носильщикам, проводникам, таксистам – словом, всем тем, кто оказывал ей какие-либо услуги. Шофер Саша в санатории на Рижском взморье очень уважал бабушку за это. Он всегда с радостью встречал и провожал нас на вокзал на своем автобусе и никогда не отказывал, когда бабушка, например, решала поехать с нами в Ригу в магазин сладостей «Лайма» или поесть пирожных в кафе «Рига». Как-то раз культработник санатория долго ждал Сашу с экскурсией в Сигулду, но Саша сказал, что сначала он свозит Елизавету Петровну, а потом приедет за отдыхающими. Пришлось «культурнику» идти к бабушке и просить перенести поездку, так как собралось много народу и все ждут автобуса, а Саша отказывается их вести. Бабушка, конечно, извинилась и отменила свою поездку.