Павел Коган - Сквозь время

Дед

Он делал стулья и столыи, умирать уже готовясь,купил свечу, постлал полыи новый сруб срубил на совесть.Свечу поставив на киот,он лег поблизости с корытоми отошел. А черный роттак и остался незакрытым.И два громадных кулакалегли на грудь. И тесно былов избенке низенькой, покаего прямое тело стыло.

Рождение искусства

Приду к тебе и в памяти оставлюзастой вещей, идущих на износ,спокойный сон ночного Ярославляи древний запах бронзовых волос.Все это так на правду не похожеи вместе с тем понятно и светло,как будто я упрямее и строжевзглянул на этот мир через стекло.

И мир встает — столетье за столетьем,и тот художник гениален был,кто совершенство форм его заметили первый трепет жизни ощутил.И был тот час, когда, от стужи хмурый,и грубый корм свой поднося к губеи кутаясь в тепло звериной шкуры,он в первый раз подумал о тебе.

Он слушал ветра голос многоустыйи видел своды первозданных скал,влюбляясь в жизнь, он выдумал искусствои образ твой в пещере изваял.Пусть истукан массивен был и груби походил скорей на чью-то тушу,но человеку был тот идол люб:он в каменную складку губвсе мастерство вложил свое и душу.Так, впроголодь живя, кореньями питаясь,он различил однажды неба цвет.Тогда в него навек вселилась завистьк той гамме красок. Он открыл секретбессмертья их. И где б теперь он ни был,куда б ни шел, он всюду их искал.Так, раз вступив в соперничество с небом,он навсегда к нему возревновал.Он гальку взял и так раскрасил камень,такое людям бросил торжество,что ты сдалась, когда, припав губамик его руке, поверила в него.Вот потому ты много больше значишь,чем эта ночь в исходе сентября.Мне даже хорошо, когда ты плачешь,сквозь слезы о прекрасном говоря.

«Мне только б жить и видеть росчерк грубый…»

Мне только б жить и видеть росчерк грубыйтвоих бровей и пережить тот суд,когда глаза солгут твои, а губычужое имя вслух произнесут.

Уйди, но так, чтоб я тебя не слышал,не видел, чтобы, близким не грубя,я дальше б жил и подымался выше,как будто вовсе не было тебя.

«Как жил, кого любил, кому руки не подал…»

Как жил, кого любил, кому руки не подал,с кем дружбу вел и должен был кому —узнают всё, раскроют все комоды,разложат дни твои по одному.

«Я с поезда. Непроспанный, глухой…»

Я с поезда. Непроспанный, глухой.В кашне, затянутом за пояс.По голове погладь меня рукой,примись ругать. Обратно шли на поезд.Грозись бедой, невыгодой, концом.Где б ни была ты — в поезде, вагоне, —я все равно найду,уткнусь лицомв твои, как небо, светлыеладони.

Весеннее

Я шел веселый и нескладный,почти влюбленный, и никтомне не сказал в дверях парадных,что не застегнуто пальто.

Несло весной и чем-то теплым,а от слободки, по низам,шел первый дождь,он бился в стекла,гремел в ушах,слепил глаза,летел,был слеп наполовину,почти прямой. И вместе с нимвступала боль сквозная в спинунедомоганием сплошным.

В тот день еще цветов не знали,и лишь потом на всех углахвразбивку бабы торговали,сбывая радость второпях.Ту радость трогали и мяли,просили взять,вдыхали в нос,на грудь прикладывали,бралипоштучно,оптоми вразнос.

Ее вносили к нам в квартиру,как лампу, ставили на стол, —лишь я один, должно быть, в миреспокойно рядом с ней прошел.

Я был высок, как это небо,меня не трогали цветы, —я думал о бульварах, где бымне встретилась случайно ты,с которой я лишь понаслышке,по первой памяти знаком, —дорогой, тронутой снежком,носил твои из школы книжки…

Откликнись, что ли!Только ветерда дождь, идущий по прямой…А надо вспомнить —мы лишь дети,которых снова ждут домой,где чай остыл,черствеет булка…Так снова жизнь приходит к нампоследней партой, переулком,где мы стояли по часам…

Так я иду, прямой, просторный,а где-то сзади, невпопад,проходит детство и валторнысловами песни говорят.

Мир только в детстве первозданен,когда, себя не видя в нем,мы бредим морем, поездами,раскрытым настежь в сад окном,чужою радостью, досадой,зеленым льдом балтийских скали чьим-то слишком белым садом,где ливень яблоки сбивал.

Пусть неуютно в нем, неладно,нам снова хочется домой,в тот мир простой, как лист тетрадный,где я прошел, большой, нескладныйи удивительно прямой.

Памятник

Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землей накрыли,как ощущенье вечной высотыпропеллер неисправный положили.

И надписи отгранивать им рано —ведь каждый, небо видевший, читал,когда слова высокого чеканапропеллер их на небе высекал.

И хоть рекорд достигнут ими не был,хотя мотор и сдал на полпути, —остановись, взгляни прямее в небои надпись ту, как мужество, прочти.

О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыкак память ими взятой высотыих инструмент разбитый положилии лишь потом поставили цветы.

«Тогда была весна. И рядом…»