Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович
– А почему прекратилась юмористика? – спросил вдруг Н. А. – Почему нет продолжения?
– Уж в этом вы сами виноваты…
– А я с удовольствием получал ее…
– Значит, вы нисколько не рассердились?
– Помилуйте, наоборот!
– Надеюсь, хоть по крайней мере сейчас она у вас валяется разорванная в корзине?
– Нет, зачем, что вы? Я ее берегу для своей биографии…
Вот так фунт!
– Ну это уж совсем бессовестно, Нестор Александрович, – отозвалась я негодующим тоном.
Н. А. только засмеялся в ответ.
– А что вы теперь поделываете?
– Просидела все праздники одна, думала, вы хоть зайдете меня проведать.
– Отчего ж вы мне не позвонили?
– Да я думала, что и вы могли бы сделать то же самое…
Н. А. что-то забормотал в трубку, чего я уж не припомню сейчас.
– …а вы даже и вчера не захотели112…
Ага! поймала Н. А.; это был мой последний удар, хотя я пожалела его потом и не воспользовалась им до конца. Ну да от меня не ушло!
– Как не захотел… где113 … Меня задержали после заседания, Витте заговорил со мной.114
– 115 начала с того, что не удовлетворена вчерашним созерцанием вас… А вы меня разве не видели? – тоном полного недоумения протянула я.
– Не видел. И потом, когда же было!116 Я ведь говорю вам, что Витте задержал меня после окончания; мы с ним минут 15 проговорили в зале. Да и вообще, стоит ли говорить об этом. Ну не117 я к вам приеду домой…
Я уж не сказала118 Витте вышел вместе со мною из зала, даже из подъезда, и что при мне 2 или 3 академических сторожа побежали за ним следом, сигнализируя руками и глазами остальным, чтобы графу поскорее подали шинель… Бог уж с вами, Н. А., но при случае я скажу вам, что вы малодушны (в смысле отсутствия мужества, а не как противоположность великодушия) – это я замечаю уж не в первый раз – и что… ну что еще – догадаться нетрудно… А все-таки «юмористику» надо как-нибудь затребовать обратно; вовсе не место ей в его биографии…
Ну как тут быть, как тут заниматься! Только что раскрыла книгу, как опять гениальная мысль! Ну как же не отозваться на собираемый Н. А. материал для своей будущей биографии. И вот:
«Преставился великий муж… Со всех сторон» – и пр.
И главное, явилась она мгновенно и мгновенно же осуществилась. Ни одного, кажется, стихотворения я так быстро не написала в своей жизни, как это; в буквальном смысле экспромт119.
Ну а возвращаясь домой после опускания письма в ящик, встретила дорогого Учителя120.
Александр Иванович как будто был доволен встрече – обо мне уж и говорить нечего – и спрашивал, что я теперь поделываю.
– Собираюсь кончать, наконец, курсы…
– Как, а я думал, вы давно уж их кончили! Мне кто-то говорил, что вы теперь в Археографической комиссии121 работаете (sic!).
Все режут меня этими словами о курсах!..
Сейчас поеду к Манштейну. Он звонил мне сегодня, сообщая, что есть работа: проверить и в случае надобности исправить примечания немца к немецкому самоучителю для русских и составить немецко-русский словарь к нему же.
Сколько-то получу за это.
А Тото был у него сегодня и получил работу, о которой мне говорил Манштейн. Рублей на 170 будет пока, а потом, может быть, еще122.
Хоть бы все это устроилось.
Тото весьма одобрил мое сегодняшнее «послание»… Да, теперь я могу умереть спокойно! Мое имя будет жить в биографии Н. А.!!!
1912 год
1/I. Новый Год. Встретили его втроем: мама, Островская, я. Тото заходил перед вечером, но встречать с нами не мог, т. к. обещал давно художнице Хавкиной123. Уже который год мы не вместе в этот вечер! Но вчера мне нисколько не было больно за его отсутствие, т. к. оно не обнаруживало холодности и отчуждения, как прежде… В этом году Тото опять наш, мой. Встретили 12 часов по-будничному, без подъема. Устала я уж очень.
Не люблю я таких встреч. Уж лучше спать бы себе одной или одной читать того же Лермонтова и Пушкина.
4/I. Какой чудный человек Нестор Александрович, и Боже, Боже, до чего я глупа со своими выходками и желанием кокетничать!! До чего я глупа!.. Он только что уехал от меня.
Ах, вот только Лидия Семеновна вечно мешает, когда он приходит. То ей и холодно у меня, и еще что-нибудь не так, а как Н. А. приходит, так и она непременно. Право, тут не в женском чувстве дело!
23/I. Когда я читала «Макбета»124, меня поразило сходство в некоторых чертах судьбы этого героя и его изображения Шекспиром с судьбой Бориса Годунова и его изображениями в нашей литературе. Макбету предсказывают престол ведьмы, Годунову – волхвы (Ал. Толстой125); Макбет вступает на него через убийство, Годунов – тоже (по преданиям, по крайней мере); у Макбета кровавые галлюцинации, у Бориса тоже (Пушкин: монолог Бориса Годунова); Макбет начинает убивать и преследовать всех, кто ему кажется опасным, Годунов – тоже, разыскивает, ссылает, шпионит; Макбет во всем сомневается, всюду видит измену, Годунов – тоже; и один и другой в казнях и преследованиях стараются заглушить звуки собственной неспокойной совести, и это постоянное подвинчивание себя на новые преследования, это безумное падение по наклонной плоскости самосохранения так сходно в литературном изображении одного и другого. Монолог Макбета во 2 сц. III д.: «Змею мы разрубили, но не совсем…» и пр. звучит так по-борисовски в нашей литературе126! Очевидно, в ней было в этом случае не без сильного влияния Шекспира.
А вот еще интересная подробность. В «Ричарде III» то место, где Букингам с мэром и народом приходят просить Глостера на престол, последний оказывается, по заранее заключенному уговору с Букингамом, находящимся на молитве и духовной беседе с двумя патерами, в сопровождении которых и выходит к народу. Сцена его упрашивания и его отказа, а также духовная обстановка, в которой вся эта церемония происходит, совершенно отвечают исторической обстановке восшествия на престол Годунова, известной нам по летописям и другим документам того времени.
Нет, это ерунда, т. к. «Ричард III» впервые напечатан в 1597 г., а Борис вступил на престол в 1598 г., так что никакого влияния
