Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир
«Сама запись в студии театра кукол состоялась только благодаря главному режиссеру, подлинному мастеру Виктору Борисовичу Сударушкину, рано ушедшему из жизни, — вспоминала Алла Соловей. — Сударушкин способен был понять, почувствовать, что в стенах его театра происходит некое священнодействие... Может быть, не совсем ему близкое и понятное, но необходимое и для музыкантов, и для нас, звукорежиссеров. Каждый раз Сударушкин давал мне письменное разрешение на экспериментальную запись».
«Сударушкин был демократом, — утверждал Игорь Свердлов, осуществлявший запись вместе с Аллой Соловей. — Как-то во время сессии Виктор Борисович внезапно вошел к нам в студию. На пульте стояли стаканы с портвейном. И он запросто опрокинул один вместе с нами, как ни в чем не бывало».
В профессиональной студии Театра кукол Майк работал не один. Он не хотел повторять упрощенную формулу альбома «Все братья — сестры», спонтанно записывая песни в акустике. Чтобы создать некое подобие рок-звука, Науменко пригласил гитариста Вячеслава Зорина из группы «Капитальный ремонт», с которым играл на танцах в Вологодской области прошлым летом.
«Майк начинал запись немного робко, но затем, увидев реакцию операторов и первых слушателей, успокоился и разошелся вовсю, — рассказывал Зорин. — Альбом “Сладкая N и другие” был записан буквально за несколько суток. После первой сессии, когда мы вышли на улицу, Майк произнес торжественным голосом: “Сегодняшний день прожит не зря”».
На следующую пробу Науменко позвал Гребенщикова, который, в свою очередь, привлек в студию друзей: Фана с перкуссией, а также новичка «Аквариума» — «мистического авангардиста» Александра «Фагота» Александрова.
«Репертуар был нам более-менее понятен, поскольку в квартире на Каменном острове Майк исполнял многие из этих песен, — философствовал Фагот спустя сорок лет. — Со стороны запись в Театре кукол выглядела почти как семейная история».
После завершения сессии в альбом вошли шестнадцать электрических ритм-энд-блюзов и баллад — в том числе «Сладкая N», «Пригородный блюз», Blues de Moscou, а также новая композиция «Седьмое небо», по поводу которой Майк признался, что это была одна из самых мрачных его песен: «Седьмое небо — это так высоко, колени дрожат, и кружится голова / И если ты первой не столкнешь меня вниз, рано или поздно я столкну тебя».
«После первых сессий стало очевидно, что передо мной не просто талантливый музыкант, — рассуждала позднее Алла Соловей. — Это было как порыв ветра в душную ночь. Нечто такое, чего все уже давно ждали... Никогда больше в жизни я не испытывала подобного наслаждения от творчества, сидя за пультом звукозаписи, как тогда. В стенах Театра кукол собрался весь, как выяснилось впоследствии, цвет русского рока и выделывал на своих инструментах такое, что кружилась голова. У наших музыкантов были разные вкусы, но это не мешало им находить общий язык. В студии царила Любовь, и еще не было места корыстолюбию и ненависти».
Отдадим должное стальным нервам Аллы, ухитрявшейся работать в недолгих паузах между движением транспорта по улице Некрасова. Дело в том, что поблизости проезжали трамваи, и студийное оборудование в эти моменты сильно резонировало. Но боги внимательно следили за процессом сверху, и огромное желание музыкантов добиться результата оказалось сильнее стихийных бедствий.
Кроме основной программы, в студии оказались зафиксированы еще шестнадцать композиций, которые были опубликованы лишь спустя полтора десятка лет на компакт-диске «Сладкая N и другие». Среди этих треков есть немало раритетов, начиная от песен «Капитального ремонта» и заканчивая нетленками Майка времен альбома «Все братья — сестры» («Ода ванной комнате», «Женщина» и «Седьмая глава»), который ему казался теперь «сборником подготовительных упражнений».
«Запись получилась хотя и сносной по качеству, но на удивление занудной, — скромничал Майк в интервью московскому журналу «Зеркало». — Но при этом многим она нравится. Впрочем, там есть, как мне кажется, хорошие песни».
Так, например, новую композицию «Утро вдвоем» он анонсировал следующим образом: «Эта песня посвящается всем мужчинам, присутствующим здесь. Я думаю, что у каждого из нас случалась ситуация, когда мы утром просыпались с бодуна, неизвестно где, неизвестно с кем... Песня как раз об этом».
Следствием душевных пожаров Майка стало драйвовое и честное музицирование. Обратите внимание: напряжение на альбоме достигается «не по правилам» — без вибраций вожделенной рок-группы и раскатов барабанов, которых там не было физически — как, впрочем, и барабанщика. Зато рядом были его верные друзья — как за пультом, так и «с той стороны зеркального стекла».
«Я очень люблю Славу Зорина — как музыканта, — откровенничал позднее Майк в интервью «Рокси». — И на этом альбоме он сделал то, что нам хотелось. Еще в записи принимал участие Гребенщиков, которого я тоже очень люблю. Он играет на губной гармошке, правда, очень мало, но то, что надо. Во многих вещах он мне сделал звук и помог советом и делом».
«Это был большой зал и довольно просторная комната, — припоминал детали этой сессии Борис Гребенщиков. — За стеклом — магнитофон и спокойная, совершенно не нервная обстановка. Поскольку мы не знали, что с этим может быть связано что-то плохое, то и никаких нервов тогда не было. Наоборот, ощущение полного счастья от того, что все-таки можно записываться».
Внимательно переслушав в августе 1980 года всю запись, Майк неожиданно понял, что из этих треков может получиться симпатичный альбом. А для его выпуска первым делом нужна новая фотосессия. Не теряя времени, Науменко направился на Васильевский остров, домой к Андрею «Вилли» Усову.
«Для альбома «Сладкая N и другие» Миша позировал на фоне разных стен на улице Репина, — рассказывал Усов. — Мне по случаю достался американский клетчатый пиджак, в котором можно было появляться только на сцене. Его-то мы и использовали. На альбом пошла только одна фотография, снятая в колодце под моим окном. А кирпичная стена, на фоне которой проходила съемка, жива до сих пор».
Вскоре Майк сделал несколько копий с оригинальной катушки и начал раздаривать пленки своим друзьям — Родиону, Васину, Гребенщикову, Ильченко, Марату, Фану, Ише и Тане Апраксиной.
«Когда мы столкнулись в квартире, которую снимали Файнштейн с Зиной Васильевой, Майк повлек меня в ванную, — вспоминала позднее Апраксина. — Это оказалось единственное место, где можно было спокойно разговаривать. И он не выпускал меня оттуда, пока обеспокоенный Фагот не поднял тревогу, заботясь о моей безопасности. В ванной я получила свою катушку «Сладкой N» — вместе с массой деталей того, как проходила запись, и с клятвами, которым я
