Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

—А-ах!..

— Доктор, скорее к молодому Вахрушинскому!

Я бросился к несчастному молодому человеку и ед­ва успел подхватить его на руки. Он упал в глубокий обморок. Страшные пережитые волнения да еще ис­пуг при внезапном появлении Путилина дали сильней­ший нервный шок.

Путилин боролся с проклятым стариком.

— Стой, негодяй, я покажу тебе, как убелять лю­дей! Что, узнал меня, Прокл Онуфриевич, гнусный ско­пец?

— Узнал, проклятый дьявол! — хрипел тот в бес­сильной ярости, стараясь всадить нож в Путилина.

Но под дулом револьвера, который мой друг успел выхватить, изувер затрясся, побелел и выронил из рук нож.

Быстрым движением Путилин одел на негодяя же­лезные браслеты и, выйдя из бани, дал громкий сиг­нальный свисток.

В саду бродили какие-то тени людей.

Это «чистые, белые голуби» ожидали с каким-то мучительным наслаждением крика оскопляемого. Для них не было, как оказывается, более светлого, радостного праздника, как страшная ночь, в которую неслись мучительные вопли жертв проклятых изуверов.

Крики ужаса «старшего приказчика» и несчастно­го Вахрушинского были поняты «белыми голубями» именно как крики «убеленья».

И вот они, дожидавшиеся этого сладостного мо­мента, выскочили из горенок своего флигеля и при­близились к зловещей бане.

Не прошло и нескольких секунд, как в сад нагряну­ла полиция, руководимая агентом X.

Начался повальный осмотр — облава этого страш­ного изуверского гнезда, оказавшегося знаменитым скопческим кораблем.

— Оцепляйте все выходы и входы! — гремел Пути­лин. — Никого не выпускайте!

К нему, пошатываясь от волнения, подошел старик-миллионер.

— Господин Путилин... Ради Бога... Жив сын? Нашли его?

— Нашел, нашел, голубчик! Жив он, идемте к не­му! — радостно возбужденно ответил гениальный сы­щик.

С большим трудом мне удалось привести в чувство несчастного молодого Вахрушинского, едва не сде­лавшегося жертвой подлых изуверов.

В ту секунду, когда он открыл глаза, вздохнул, в страшную баню входили Путилин и потрясенный отец-миллионер.

— Митенька! Сынок мой! Желанный! — увидев сына, закричал, бросаясь к нему, Вахрушинский.

Молодой человек, не ожидавший, конечно, в этом месте мрачного «обеления» увидеть отца, вскочил, точно под действием электрического тока.

— Батюшка?! Дорогой батюшка! — вырвался из его измученной груди крик безумной радости.

И он бессильно опустился на грудь старика. Сле­зы, благодатные слезы хлынули у него из глаз. Они спасли «скопческую жертву» от нервной горячки или, быть может, даже от помешательства.

— Господи, — сквозь рыдания вырывалось у ста­рика Вахрушинского, — да где мы? Куда ты попал? Что это? Почему ты в этой длинной рубахе? Митень­ка мой... Сынок мой любимый...

Путилин стоял в сторонке. Я увидел, что в глазах его, этого дивного человека, сверкали слезы.

— Вы спрашиваете, господин Вахрушинский, где вы на­ходитесь? — начал я, выступая вперед. — Знайте, что вы и ваш сын находитесь в мрачном гнезде отврати­тельного скопческого корабля. На вашем сыне белая рубаха потому, что вот сейчас, вернее, с полчаса тому назад ваш сын должен был быть оскопленным, если бы... если бы не гений моего дорогого друга, который явился в последнюю минуту и вырвал вашего сына из рук палача — скопческого мастера.

— Боже Всемогущий! — хрипло вырвалось у мил­лионера. Его даже шатнуло. — Как?! Его, моего сына, единственного моего наследника, опору моих старых лет, хотели оскопить? Сынок мой, Митенька, да не­ужели правда?

— Правда, батюшка, — еле слышно слетело с по­белевших губ несчастного молодого человека.

Старик миллионер осенил себя широким крестом, сделал шаг вперед и вдруг грузно опустился на коле­ни перед великим сыщиком и поклонился ему в ноги, до земли.

— Спасибо тебе, Иван Дмитриевич, по гроб жиз­ни моей великое тебе спасибо! То, что ты сделал, сына мне спас, — никакими деньгами не отблагода­ришь. В ноги тебе поклониться надо, и я делаю это!

Растроганный Путилин подымал старика миллионера.

Через несколько минут мы выходили вчетвером из бани, в которой «ангелы» и «пророки» «тайного бе­лого царя» изуродовали не одну молодую жизнь.

Во флигеле мелькали огни, слышались испуганные крики, возня...

К великому сыщику подскочил полицейский чин.

— Идет, ваше превосходительство, повальный обыск... Мы ожи­даем вас!

— Меня? — иронически произнес Путилин. — С ка­кой стати меня? Я, любезный полковник, свое дело сделал. Я ведь гастролер у вас и, кажется, роль свою выполнил успешно. Теперь дело за вами. Я предостав­ляю вам, как местным властям, знакомиться впервые с тем гнусным притоном изуверов, который столь пышно расцветал и расцвел... у вас под носом, под вашим бдительным надзором. Имею честь кланяться! Моим московским коллегам передайте, что я не осо­бенно высокого мнения об их способностях.

Остаток ночи мы провели впятером в грязной гос­тинице, где остановились.

Мы были все настолько взволнованы, что о сне, об отдыхе никто и не помышлял, за исключением моло­дого Вахрушинского, которого я чуть не насильно уло­жил в кровать.

— Дорогой Иван Дмитриевич, как дошли вы до всего этого? — приставал старик миллионер к моему гениальному другу.

— С первого взгляда на комнату-келью вашего сына, господин Вахрушинский, я сразу понял, что сын ваш страдает известной долей того религиозного фанатиз­ма, которым так выгодно и плодотворно умеют поль­зоваться прозелиты всевозможных изуверских сект, орденов, братств. В проклятом старике, вашем стар­шем приказчике, которого мы застали в комнатке ва­шего сына, я распознал не особенно старого скопца. По-видимому, он перешел в скопчество года три-четы­ре, потому что еще не вполне преобразился в «белого голубя». Но уже голос его стал бабьим, уже щеки его стали похожими на пузыри, словно налитые растоп­ленным салом. Когда же я увидел на одной из стра­ниц тетради вашего сына свежее жирное пятно, для меня стало ясно, что по каким-то тайным причинам почтенный изувер залезал в тетрадь молодого челове­ка. У Обольяниновых бывшая невеста вашего сына допустила непростительный промах, сразу раскрыв, что она хлыстовка.

— Хлыстовка?! О, Господи... — содрогнулся Вах­рушинский.

— Волжская красавица, ха-ха-ха, забыла снять с головки белый коленкоровый платочек, одетый осо­бенным хлыстовским манером. Что исчезновение ва­шего сына тесно связано с приказчиком-скопцом и с экс-невестой — хлыстовкой — в этом я уже не сомне­вался, но являлся вопрос, куда он попал: в хлыстов­ский или же в скопческий корабль? Узнав о внезапном отъезде в Москву скопца и хлыстовки, я бросился за ними, послав предварительно в том же поезде господина X., который сидит перед вами. Он проследил, куда напра­вились с вокзала и волжская купеческая дочь, и ваш приказчик. На другой день я был на радении хлыстов. Среди них я не увидел вашего сына. Тогда я бросился к скопцам — белым голубям. Остальное вы знаете.