Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Сегодня ночью я спал шесть часов (сейчас 7 утра, а подняли нас в 6). Руководители поездки, кажется, знай себе спят. Обо всем заботятся немцы, —

сообщал Ингмар Бергман домой.

В Германию его послали по так называемому обмену. Эта традиция возникла еще до Первой мировой войны, немецкие учреждения организовывали поездки своих школьников на каникулы в зарубежные страны, а также посещения Германии зарубежными школьниками. После войны страна оказалась в культурной изоляции, и школьный обмен происходил только со Скандинавскими странами, где Швеция занимала особое место. В 30-е годы обмен политизировался, нацисты видели в нем способ воздействовать на общественное мнение в прогерманском плане, против унизительных условий Версальского мира.

Усилия немцев в конце концов стали для Скандинавских стран слишком навязчивы, и они прекратили сотрудничество, сначала Дания, Норвегия и Финляндия в 1932-м, затем Швеция в 1933-м. Однако немцы не сдавались. Двое нацистов взяли на себя задачу противостоять упрямым скандинавам – швед Мальте Велин, учредитель ряда национал-социалистических организаций, доцент Берлинского университета, а позднее сотрудник норвежского предателя Видкуна Квислинга, и его коллега, немецкий журналист и пропагандист Пауль Грассман. Сообща они создали организацию “Друзья Новой Германии”, чтобы обеспечить продолжение школьного обмена. В Швеции они привлекли как руководителя Альберта Форсвалля, члена крайне правого “Союза Манхем”.

В Германии, как и следовало ожидать, исключали еврейских детей из программы обмена, которая осуществлялась теперь как часть борьбы против того, что немецкий педагог Хелльвиг считал запугивающей пропагандой левой шведской прессы и лживой кампанией травли нацизма.

Программа обмена превратилась в огромную агитационную машину. На старшее поколение воздействовать было слишком трудно, поэтому сосредоточились на детях. Используя неоспоримое преимущество немецкой школьной молодежи перед зарубежными сверстниками, предполагалось добиться благоприятного отношения к нацизму у как можно большей части населения в еще демократических странах. С учетом так называемой “доктрины расового родства” на первом месте здесь стояли шведы, как докладывал в памятной записке министерству иностранных дел Вильгельм Шарп, с 1928 года преподававший шведский язык в Берлинском университете.

Находясь в центре событий, Шарп мог детально изучить приход нацистов к власти и механизмы программы обмена и утверждал, что взгляды шведской молодежи, участвовавшей в этой программе, подвергались значительному влиянию. Молодежь становилась просто-напросто объектом огромного эксперимента по промывке мозгов. Немецкие организаторы, писал Шарп в своей памятной записке, мобилизовали очень большие ресурсы, чтобы стимулировать у школьников “естественную склонность к восхищению перед незнакомым”, и таким образом внушали им представления, которые они по возвращении домой не могли увязать с преобладающими в Швеции взглядами на культуру и общество.

Промывку мозгов немцы вели весьма изощренно. В частности, антисемитская пропаганда стремилась привлечь молодежь к чтению оголтело нацистской и крайне юдофобской писанины вроде журнала “Штюрмер”, издававшегося закоренелым нацистом Юлиусом Штрейхером. Зоркий Шарп сообщал также, что в ряде случаев шведские школьники подвергались совершенно конкретной обработке с целью вызвать у них неприязнь к определенным газетам и журналам. В 1934-м, за два года до поездки Ингмара Бергмана, группу из двух десятков шведских школьников встречали на платформе Штеттинского вокзала в Берлине представители гитлерюгенда, который и организовал шестинедельную поездку. Руководитель шведской группы заверил, что по возвращении в Швецию все участники будут выступать против антигерманских опусов “шведско-еврейской” прессы, особенно “Свенска дагбладет”. Шарп сетовал на нелепость ситуации, что 95 % шведских школьников, желающих усовершенствоваться на каникулах в иностранных языках, выбирали поездку в нацистскую Германию.

Поездку в Берлин по железной дороге особенно приятной не назовешь. Ингмар Бергман спрашивал, знакома ли мама с немецкими вагонами третьего класса:

Они цельнодеревянные. Я, конечно, закален по части деревянного привкуса, но в таком жутком количестве, как в этой поездке, никогда его не ощущал. Кстати, я допустил большую ошибку, обменяв всего 30 крон, но заметил это слишком поздно. Минимальную сумму обменивают совсем малыши, и составляет она минимум 25 крон. Обычная сумма – 50. Но сейчас ничего уже не поделаешь. Захочешь обменять, получишь только 66 пфеннигов за крону. Я изобразил все в черном свете? Вообще-то я не хотел. Мне здесь нравится. Атмосфера вполне симпатичная. Немцы очень дружелюбны, за исключением одного холерика. Еда вполне сносная, если ее не смаковать. Сегодня утром мы получили самое лучшее за все время. Молочный шоколад с французским хлебом. Дом, где мы живем, выглядит как концлагерь. Дортуар на сто человек, и нынче ночью было ужасно шумно. Хотя привыкаешь, и в конце концов я крепко уснул. Сейчас поедем на автобусную экскурсию. В 11 будет завтрак. Погода паршивая. Ребята (особенно девчонки) явно мучаются от боли в животе и хотят спать. Прошу прощения за такое небрежное письмо. Только не думайте, что это оттого, что я пишу письма другим. Вы первые, кто получит от меня весточку. Малыш.

P S. Завтра в 10.00 уезжаем из Берлина. В. с.

Что Ингмар Бергман как будто бы знаком с обстановкой в концлагерях, не особенно удивительно. Это понятие появилось еще в начале века и наверняка упоминалось в учебниках истории Пальмгреновской школы как один из инструментов, с помощью которых европейские колониальные державы держали в узде местное население Африки. Мрачная ирония, что уже неделю-другую спустя всего в нескольких десятках километров от германской столицы нацисты открыли первый специально спроектированный лагерь Заксенхаузен, прототип эсэсовских лагерей, позднее оснащенный газовыми камерами, помещениями для экзекуций и крематориями, – по словам шефа СС Генриха Гиммлера, “современный, новейшего образца, идеальный и легко расширяемый концентрационный лагерь”.

А Ингмар Бергман тем временем направлялся в немецкую глубинку, в принимающую семью. Путь его лежал в деревню Хайна в центральной Германии, в Тюрингии, неподалеку от Веймара, связанного с именами Гёте, Шиллера, Ницше, Листа, а также и Гитлера. В 1926 году нацисты провели там свой съезд, и теперь, десятью годами позже, германскому фюреру, к восторгу молодого Бергмана, предстояло снова посетить красивый средневековый город.