Поэтому птица в неволе поет - Майя Анджелу
Я бы с удовольствием осталась в больнице до конца дней. Мама приносила мне цветы и конфеты. Бабуля пришла с фруктами, а дядюшки сгрудились у моей койки и фыркали, как мустанги. Когда удавалось тайком провести в палату Бейли, он читал мне часами.
Присловье, что люди, которым нечем заняться, начинают совать свой нос в чужие дела, – не единственная правда. Возбуждение – своего рода наркотик, и люди, в жизни которых много насилия, вечно гадают, где бы им заполучить очередную «дозу».
Зал суда был полон. Люди даже стояли у стенки, за скамьями, похожими на церковные. Вентиляторы на потолке вращались со старческой отрешенностью. Явились клиенты бабули Бакстер – жизнерадостной щеголеватой толпой. Картежники в полосатых костюмах – их размалеванные спутницы шептали мне своими кроваво-красными губами, что я теперь опытная, не хуже их. Мне восемь лет, а я уже взрослая. Даже сестрички в больнице мне говорили, что теперь бояться нечего. «Худшее уже позади», – твердили они. Те же слова я вкладывала во все ухмыляющиеся рты.
Я сидела рядом с родными (Бейли не смог прийти), они застыли на своих местах, будто тяжкие холодные серые надгробья. Прочные – с места уже не сдвинешь.
Бедный мистер Фримен ерзал на месте, взглядом посылая мне пустые угрозы. Он не знал, что не сумеет убить Бейли… ведь Бейли не лгал… мне.
– Во что был одет обвиняемый? – Вопрос задал адвокат мистера Фримена.
– Не знаю.
– Ты хочешь сказать, что мужчина тебя изнасиловал, а ты не заметила, во что он одет? – Он хмыкнул – можно подумать, это я изнасиловала мистера Фримена. – А ты уверена, что тебя изнасиловали?
В воздухе мелькнул звук (я была уверена, что смех). Хорошо, что мама разрешила мне надеть синее зимнее пальто с медными пуговицами. Да, оно было коротковато, а погода, как всегда в Сент-Луисе, стояла жаркая, но пальто было мне другом, который как бы обнимал меня в этом странном, недружелюбном месте.
– Обвиняемый впервые к тебе прикоснулся?
От этого вопроса я оцепенела. Мистер Фримен поступил очень плохо, но я не сомневалась в том, что сама ему в этом помогла. Лгать я не хотела, но адвокат не дал мне времени подумать, поэтому я укрылась в молчании.
– Обвиняемый пытался к тебе прикасаться до того момента, как – по твоим словам – он тебя изнасиловал?
Можно было ответить «да» и рассказать, что однажды он несколько минут меня любил, прижимал к себе, а потом ему показалось, что я описалась. Но тогда дядюшки бы меня убили, а бабуля Бакстер прекратила бы разговаривать – она так часто делала, когда сердилась. И все, кто находился в зале суда, побили бы меня камнями, как ту блудницу в Библии. А мама, которая считала меня хорошей девочкой, ужасно бы расстроилась. Но самое главное – Бейли. Ведь я скрыла от него очень важную вещь.
– Маргарита, отвечай на вопрос. Обвиняемый прикасался к тебе до того момента, когда, как ты утверждаешь, он тебя изнасиловал?
Всем в зале суда был известен правильный ответ: нет. Всем, кроме меня и мистера Фримена. Я глянула в его угрюмое лицо – он как бы пытался сказать глазами: он хочет, чтобы я ответила – нет. Я ответила: нет.
Ложь комом легла в горло, не вздохнешь. Как же я его презирала за то, что он заставил меня солгать. Старый, подлый, мерзкий гад. Старый, черномазый, мерзкий гад. Слезы, в отличие от обычного, не принесли облегчения. Я выкрикнула:
– Старый, подлый, мерзкий гад, вот вы кто. Мерзкий гад.
Наш адвокат отвел меня с кафедры в мамины объятия. Тот факт, что к желанной цели я пришла с помощью лжи, сильно все подпортил.
Мистера Фримена приговорили к году и одному дню заключения, но отбыть его ему не удалось. Его адвокат (или кто-то еще) добился его освобождения в тот же день.
В гостиной, где шторы были задернуты, чтобы было попрохладнее, мы с Бейли играли на полу в «Монополию». Я играла плохо, потому что все время думала о том, как бы сказать Бейли, что я солгала и – а для наших с ним отношений это даже хуже – скрыла от него важную вещь. На звонок в дверь ответил Бейли, потому что бабуля была на кухне. Рослый белый полисмен попросил миссис Бакстер. Они узнали, что я солгала? Может, полицейский пришел забрать меня в тюрьму, я же поклялась на Библии, что буду говорить правду, всю правду, – так что теперь помогай мне, Боже. Человек, вошедший к нам в гостиную, был выше неба и белее, чем Бог в моем представлении. Вот только у него не было бороды.
– Миссис Бакстер, мы сочли необходимым сообщить вам новости. Фримена нашли мертвым на пустыре за бойней.
Тихо, будто речь шла о программе церковного мероприятия, бабушка произнесла:
– Бедолага.
Вытерла руки кухонным полотенцем и так же тихо спросила:
– Выяснили, кто его?
Полицейский ответил:
– Похоже, его там просто бросили. Говорят, забили ногами до смерти.
Бабуля едва заметно покраснела.
– Спасибо, Том, что сообщили. Бедолага. Ну, может, оно и к лучшему. Он был псом паршивым. Налить вам стакан лимонада? Или, может, пива?
Вид у полисмена был безобидный, но я-то знала, что это страшный ангел, явившийся пересчитать все мои грехи.
– Нет, миссис Бакстер, спасибо, я на службе. Пора назад.
– Ну, передайте своей маме, что я скоро к ней подойду – как пива выпью, – и напомните, чтобы приберегла для меня квашеной капусты.
Всевидящий ангел исчез. Исчез – а человек погиб из-за того, что я солгала. Где же здесь равновесие? Одна-единственная ложь явно не стоит человеческой жизни. Бейли мог бы мне все это объяснить, но задать ему вопрос я не решалась. Мне было ясно, что своего места в раю я лишилась навеки – меня будто выпотрошили, как ту куклу, которую я много лет назад разодрала в клочья. Даже сам Иисус Христос отворотился от Сатаны. И от меня Он наверняка отворотится. Я так и чувствовала, как зло струится по телу, скапливается, дожидаясь возможности сорваться с языка, едва я открою рот. Я крепко стиснула зубы, только бы его удержать. Если выскользнет – ведь наводнит весь мир, смоет всех ни в чем неповинных людей.
Бабуля Бакстер произнесла:
– Рити и Бейли-младший, вы ничего не слышали. Чтобы в моем доме никогда больше не упоминали эту историю и имя этого негодяя. Я говорю серьезно.
И она ушла на кухню – печь яблочный штрудель в честь моего избавления.
Даже