Честно говоря - Ирина Витальевна Понаровская
Вот еще один пример… Из-за собеседования в ректорате – такой был экзамен при поступлении в консерваторию – ректор Серебряков зарубил меня. И это несмотря на то, что вступительные экзамены, а я поступала по классу фортепиано, были на 5 с плюсом, таких оценок вообще не бывает. На этом коллоквиуме он меня запарывает, и я не поступаю в консерваторию. А мой папа когда-то учился с его сыном. И вот он звонит ему и говорит: «Слушай, ты там никак не можешь на отца своего чуть-чуть надавить? Дочь не проходит с оценками 5+ в консерваторию из-за этого сраного собеседования в ректорате, потому что она не знала, кто там президент Зимбабве и какая правящая партия в Куала-Лумпуре». Ну и, спасибо папе, меня допустили до второго коллоквиума. Но я хочу сказать, что столько, сколько я проплакала, прорыдала в голос и прокричала вместе со своей мамой, – представить себе невозможно. И что же – через полтора месяца Серебряков умирает. Среди полного здоровья, ни на что не жалуясь, не болея. Просто ложится и не просыпается. Понимаю, что в жизни бывает очень много совпадений, но не таких же. Меня реально нельзя обижать так, чтобы по-крупному. На мелкие обиды вообще не обращаю внимания, а вот на такие не реагировать невозможно. Лучше не доводить меня до истерик, до обливания слезами и до дикого безумного разочарования, не ставить в положение, когда задаю вопрос: «Ну как же можно так поступать?»
В общем, больше всего меня разочаровывают только человеческий фактор и непорядочность. Конечно, я, наверное, тоже не всегда вела себя красиво по отношению к людям, тоже кому-то делала больно, но, во всяком случае, это было не подло, не исподтишка, а может быть, вообще даже неосознанно. Я никому не хочу делать зла, но и не желаю, чтобы мне чинили гадости. Из неприятной ситуации просто выхожу, то есть дистанцируюсь. Предположим, вот с мужчинами, с мужьями своими… Я понимаю, что человек меня разочаровывает, и я не хочу этого видеть. Тогда я прекращаю отношения, развожусь. Терплю до какого-то определенного момента, до того, когда терпение лопнет, а оно у меня ангельское – я даю один, второй, пятый, двадцать пятый шанс, говорю тихо и спокойно, никогда не скандалю, но когда доходит уже просто до горла, говорю: «Собирай вещи и уходи!» «Розовая кофточка, встала и ушла!» – как сказал бы Киркоров. Поскольку мужчины в основном жили на моей территории, мне приходилось всем делать такие вот предложения. И с каждым разом – а было три официальных брака и один случай долгих отношений с совместным проживанием – разочаровываться все труднее и труднее. Именно потому, что это так тяжело, о каждом своем спутнике жизни я думала, что это последний, и нас похоронят в одну могилу. Разрыв переживала очень сложно, но понимала, что чем дальше, тем будет только хуже, человек не изменится. И заставляла себя выйти из этой ситуации. А потом долгие годы могла быть одна, не быть ни с кем, и для меня это было нормой. Я ведь рассталась с одним не для того, чтобы лечь в постель к другому, нет – я ушла потому, что я больше не могла быть в постели с этим. У меня все идет от головы, от отношений. Мне ничего не нужно, если отношения барахло, неуважительные.
Насколько для вас важны звания, регалии и награды?
Ох, чего мне только не предлагали за эти годы… Например, должность профессора на вокальном отделении в ГИТИСе, чтобы я там преподавала. Я сказала: «Ребята, вы что, с ума сошли, какой я профессор? Для начала я должна была стать доцентом, по крайней мере, а потом уже в профессора идти. Это же профанация». Но не все такие щепетильные: Лариса Долина, например, с образованием три с половиной курса Гнесинского заочного – причем не высшего учебного заведения, а училища! – сейчас профессор, завкафедрой вокала в Институте культуры. Но не позор разве? Теперь она берет себе в ученики уже известных состоявшихся артистов, таких как Александр Панайотов, у которого многим певцам есть чему поучиться.
А год назад мне предлагали стать великой русской княгиней. По роду своему я могу претендовать на звание немецкой баронессы, это да. У меня немецкая, польская, еврейская и итальянская кровь, но вот русской нет ни капли. Какая может быть русская княгиня – как великий русский князь Иосиф Давидович Кобзон? Говорю им: «Вы чего вообще творите, вы хоть соображаете, что делаете? У вас совесть какая-то есть?» Сказала, что в эти игры не играю и не смогу носить этот титул.
У меня есть «Общественная культурная премия» от Министерства культуры. И я, между прочим, «Сокровищница Родины». Получала этот титул вместе с Людмилой Зыкиной – где она, а где «Сокровищница Родины» я, которая топила всю жизнь про любовь и меняла мужей. Мне вручали камергерский ключ, который в последний раз вручали Пушкину. Понимаете, в каком бедламе и в каком сумасшедшем доме мы находимся?
Подробностей я не знала, мне просто позвонили и пригласили спеть песню. У меня есть приятельница, а у нее – подружка в Министерстве культуры, которой надо было провести мероприятие. В это время все были на гастролях, и приятельница посоветовала ей позвать меня. Все это должно было происходить в концертном зале храма Христа Спасителя, и я очень долго думала, что это розыгрыш. 20 раз им перезванивала и предупреждала, что со мной лучше так не шутить. Но меня заверили в том, что все серьезно: я спою песню, а мне вручат какой-то приз от Министерства культуры. Ни о какой «Сокровищнице Родины» меня, естественно, никто не предупреждал. Ключ из меди, выглядит как золотой ключик из «Приключений Буратино». Я даже не могу понять, при чем здесь «Сокровищница Родины» и этот ключ и почему он камергерский. Еще вручили огромную картину, которая сделана почти как икона, и грамоту в обрамлении. Разве не паноптикум? Ну что сказать, я пришла домой, складировала это за буфетом, и так все это там и лежит.
Раньше грязи и цинизма в шоу-бизнесе было меньше?
Не могу сказать, что было лучше или было
